– Пока мы разглядывали Марс, пришло сообщение.
– Зачитай!
Карташов провел пальцем по экрану планшетки и напряженным голосом начал читать:
– Сотни тысячелетий рос человек на лоне природы, научился добывать огонь, делать дубины, топоры, луки и стрелы для охоты на зверей, возделывал землю, сеял, сажал, собирал урожай, покинул пещеры, переселившись, наконец, в жилища, построенные его руками…
– Что за бред? – перебил его импульсивный итальянец.
– Бруно! – вмешался командир. – Помолчи, пожалуйста…
* * *
– Барин, пощади! Умаялся!
Аким высунулся из ямы, посмотрел на жестокосердого «работодателя» умоляюще.
Аполлинарий Андреевич Карташов, студент Санкт-Петербургского университета, сдвинул соломенную шляпу на затылок, прищурился на солнце. Солнце стояло высоко. Его лучи падали с безоблачного неба почти вертикально. Все живое попряталось от июльского зноя, и лишь неутомимые кузнечики стрекотали в траве, да плыл в синеве, распластав крылья, ястреб-тетеревятник.
– Бог с тобой, – отозвался студент. – Вылезай, перекусим.
Опершись о края ямы черными от въевшейся грязи заскорузлыми ладонями, Аким выбрался наверх. Подошел к бадье с водой для умывания, задумчиво поскреб в затылке.
– Слей, барин, – проныл он. – Не побрезгуй.
Аполлинарий Андреевич со вздохом отложил тетрадь, в которой отмечал места раскопок, приблизился к бадье, наполнил ковш тухлой болотной водой, принялся поливать ею руки своего работника. Мысли студента были далеко, и он лил то щедро, то скупо. Аким кряхтел, тер ладони дегтярным мылом, наконец с грехом пополам отмыл. Потом отобрал у рассеянного барина ковш, плеснул несколько пригоршней в чумазое свое лицо, наскоро утерся захватанным рушником и кинулся к плетеному сундучку с провизией.
На куске холста возникли помидоры и огурцы, пучок зеленого лука, картошка в мундире, сваренные вкрутую яйца, бутыль молока. Аким страховидным ножом нарезал огромными ломтями ржаной каравай. Ели молча, смачно похрустывая огурцами и луком, макая облупленную картошечку в соль, а яйца лишь чуть присыпая парой-тройкой крупинок. Молоко булькнуло, наполнив глиняные кружки. Аким вытер рукавом усы, выдохнул: «Благодарствую», – и раскинулся на вытоптанной траве. Через мгновение послышался тоненький, словно детский, храп.
Аполлинарий Андреевич не спешил будить работника. Сегодня они встали спозаранку, еще до восхода солнца, чтобы по прохладе бить шурфы. Копал крестьянин Аким, а студент Карташов просеивал вынутый грунт через крупноячеистое сито, перебирал влажный мергель чуткими пальцами, откладывая в сторонку подозрительного вида камешки. За три дня работы таких подозреваемых во внеземном происхождении камней набралось около пуда. Познаний Аполлинария Андреевича в метеоритике было недостаточно, чтобы с уверенностью отделить метеориты от земных булыжников, и он намеревался отвезти добычу в Пулковскую обсерваторию, показать профессору Савичу.