Светлый фон

— Зачем ты написала это? — спросила ее Вэлентайн.

— Разве сама история не стоит того, чтобы описать ее?

Такой ответ позабавил Вэлентайн, но не остановил ее.

— Кем был для тебя мой брат Эндрю, что ты проделала такую работу?

— Опять неправильный вопрос, — ответила Пликт.

— Похоже, я не выдержала какое-то испытание. Намекни, о чем я должна спросить.

— Не сердитесь. Вам надо было бы спросить, почему я написала рассказ, а не биографию.

— Хорошо, почему?

— Потому что я установила, что Эндрю Виггин, Глашатай Мертвых, — это Эндер Виггин, «Ксеноцид».

Хотя Эндер улетел четыре года назад, ему оставалось до цели еще восемнадцать лет. Вэлентайн стало плохо от мысли о том, каково ему будет, если на Лузитании его встретят как самого презренного человека в истории человечества.

— Вам нечего опасаться, профессор Виггин. Если бы я хотела рассказать об этом, я бы уже сделала это. Когда я узнала это, я поняла, что он раскаивается. И какое величественное раскаяние! Именно Глашатай Мертвых заклеймил свой поступок как неслыханное преступление — он принял имя Глашатая Мертвых, как сотни других, и был своим собственным обличителем в двадцати мирах.

— Ты так много узнала, Пликт, и так мало поняла.

— Я все поняла! Прочтите то, что я написала, — это и есть понимание!

Вэлентайн сказала себе, что раз Пликт так много знает, она может узнать и больше. Но гневное безрассудство, овладевшее ею, заставило ее сказать то, что она не рассказывала еще никому.

— Пликт, мой брат не старался казаться первым Глашатаем Мертвых. Именно он написал «Королеву и Гегемона».

Когда Пликт осознала, что Вэлентайн сказала правду, она была ошеломлена. Все эти годы она воспринимала Эндрю Виггина как предмет ее исследований, а первый Глашатай Мертвых вдохновлял ее. Обнаружив, что это был один человек, она потеряла дар речи.

А потом она и Вэлентайн разговаривали и прониклись доверием друг к другу настолько, что Вэлентайн пригласила ее быть учителем своих детей и своим сотрудником. Якт удивился этому, но со временем Вэлентайн рассказала ему секреты, которые Пликт узнала сама или выведала у нее. Эта история стала семейной легендой, дети росли, слушая чудесные истории о давно потерянном дяде Эндере, которого везде считали чудовищем, хотя на самом деле он был немного спасителем, пророком или хотя бы мучеником.

Шли годы, семья процветала, и боль Вэлентайн от потери Эндера превратилась в гордость за него и, наконец, в нетерпеливое ожидание. Она ждала, когда он прибудет на Лузитанию, решит проблему свинок, выполнит свое предначертание — быть апостолом раманов. Это Пликт, добрая лютеранка, научила Вэлентайн представлять жизнь Эндера в религиозных терминах; устойчивость и счастье ее семейной жизни вызвали в ней эмоции, близкие к религиозным.