— Так мы и живем, Любовь и Ненависть, муж и жена. Как же вы назовете меня, если считаете, что «Христианка» — слишком хорошо?

Эндер посмотрел на ее лицо — на нем было достаточно морщинок, чтобы кто-то другой мог назвать ее старой. И все же в ее улыбке таился смех, а в ее глазах лучилась такая энергия, что она выглядела намного моложе, даже моложе, чем он сам.

— Я бы назвал вас Белеза — прекрасная, но боюсь, что ваш муж расценит это как флирт.

— Ну нет, он назвал бы меня Белладонна — красота и яд в одной противной шутке. Так ведь, дон Кристао?

— Моя работа — держать тебя в смирении.

— А моя — хранить твое целомудрие, — ответила она.

Эндер не удержался от того, чтобы не посмотреть на обе кровати.

— Ага, еще один интересуется нашим браком, — сказал Сэфейро.

— Вовсе нет, — сказал Эндер. — Просто я вспомнил, что говорил Сан Анжело: «Муж и жена должны спать в одной постели».

— Мы могли бы, — сказала Арадора, — но только если бы один спал днем, а другой ночью.

— Правила должны соответствовать возможностям Детей Разума, — объяснил Сэфейро. — Несомненно, некоторые могут делить постель и оставаться целомудренными, но моя жена слишком красива, а желание моей плоти — слишком настойчиво.

— Это Сан Анжело и имел в виду. Он говорил, что брачное ложе должно все время испытывать вашу тягу к знанию. Он надеялся, что мужчины и женщины ордена через некоторое время предпочтут продолжить свою жизнь во плоти, а не только духовно.

— Но, — сказал Сэфейро, — тогда нам придется сразу покинуть орден.

— Этого наш дорогой Сан Анжело не понимал, потому что в его время в ордене не было подлинных монастырей, — сказала Арадора. — Монастырь становится нашей семьей, и расставание с ним было бы болезненным, как развод. Когда растение даст корни, его нельзя вырвать безболезненно. Поэтому мы и спим в разных постелях, и нам хватает сил на то, чтобы остаться в ордене.

Она говорила с таким удовлетворением, что против его воли глаза Эндера наполнились слезами. Она заметила это, покраснела и отвернулась.

— Не плачьте о нас, Глашатай Эндрю. В нашей жизни намного больше радости, чем страдания.

— Вы не поняли, — сказал Эндер. — Мои слезы не от жалости, а от красоты.

— Нет, — сказал Сэфейро, — даже священники с их безбрачием находят наше целомудрие в браке в лучшем случае эксцентричным.

— Я так не думаю, — сказал Эндер. На мгновение ему захотелось рассказать им о своей дружбе с Вэлентайн, которая была близкой и любящей, как жена, но чистой, как сестра. Но при мысли о ней все слова покинули его. Он сел на кровать Сэфейро и закрыл лицо руками.