* * *

Миро решил покинуть Лузитанию. Взять звездолет Глашатая и в конце концов отправиться на Тронхейм. Возможно, что на суде он убедит Конгресс не вступать в войну с Лузитанией. В худшем случае он станет жертвой, он расшевелит людские сердца, его запомнят. Что бы ни случилось с ним — это лучше, чем сидеть здесь.

Первые несколько дней после того, как он перелез через ограду, Миро быстро восстанавливался. Он уже чувствовал руки и ноги и мог ими владеть, достаточно для того, чтобы передвигаться шаркающими шагами, как старик. Достаточно для того, чтобы двигать ногами и руками. Достаточно, чтобы прекратить унижать свою мать, вынужденную мыть его. Но затем прогресс замедлился и остановился.

— Вот так, — сказал Навио. — Мы достигли уровня необратимого ущерба. Тебе повезло, Миро, ты можешь ходить, говорить, у тебя все на месте. Ты ограничен в своих возможностях не больше, чем, скажем, здоровый человек в возрасте ста лет. Мне было бы приятнее сказать тебе, что твое тело будет точно таким же, как и до того, как ты взобрался на ограду, и что к тебе вернется энергичность и координированность двадцатилетнего. Но я очень рад, что мне не приходится говорить тебе, что ты всю жизнь будешь прикован к постели, спеленутый и под капельницей, неспособный ни на что, кроме как слушать тихую музыку и недоумевать, куда же девалось твое тело.

«Итак, я благодарен, — подумал Миро. — За то, что мои пальцы свернулись в бесполезные лапы на концах моих рук, что мой голос звучит глухо и грубо; потом я должен быть доволен тем, что я чувствую себя как столетний старик, что у меня впереди восемьдесят лет жизни столетним».

Как только стало ясно, что он не нуждается в постоянном внимании, семья разошлась по своим делам. Столько всего происходило, что никто не смог остаться дома с покалеченным братом, сыном, другом. Он все понял. Он не хотел, чтобы они оставались с ним. Он хотел сам быть с ними. Его работа была не закончена. Теперь, наконец, все ограды и правила ушли в прошлое. Теперь он мог бы задавать свинкам вопросы, которые так долго ставили его в тупик.

Сначала он попытался работать через Уанду. Она приходила к нему каждым утром и вечером и составляла отчеты на терминале в передней комнате дома Рибейра. Он читал ее отчеты, задавал ей вопросы, слушал ее рассказы. И она со всей серьезностью записывала вопросы, которые он хотел бы задать свинкам. Однако через несколько дней он заметил, что вечером она действительно приносила ответы на его вопросы, но к ним не задавалось дополнительных вопросов, не исследовались значения ответов. В действительности ее занимала своя собственная работа. И Миро перестал передавать через нее вопросы. Он солгал ей и сказал, что гораздо больше заинтересован в том, что делает она, что ее пути исследований наиболее важны.