— Я расскажу твою историю, — пообещал Эндер.

— Тогда я и вправду буду жить вечно.

Эндер взял ножи. Хьюмэн лег на землю.

— Ольгадо, Ким, — сказала Новинья, — идите к воротам. Эла, и ты тоже.

— Я должна смотреть, мам, — возразила Эла. — Я исследователь.

— Ты забыла о моих глазах, — ответил Ольгадо. — Я все записываю. Мы можем показать всем людям, что договор был заключен. И мы можем показать свинкам, что Глашатай скрепил его и их способом тоже.

— И я не уйду, — заявил Ким. — Даже Благословенная Дева стояла у подножия креста.

— Останьтесь, — мягко произнесла Новинья. Сама она тоже осталась.

Во рту Хьюмэна была трава капим, но он почти не жевал ее.

— Больше, — попросил Эндер, — чтобы ты ничего не чувствовал.

— Так нельзя, — возразил Мандачува. — Это последние моменты его второй жизни. Хорошо, когда немного чувствуешь боль, чтобы вспоминать потом, в третьей жизни, когда вся боль останется позади.

Мандачува и Листоед рассказали Эндеру, где и как резать. Они сказали ему, что это надо сделать быстро, и показали ему, какие органы нужно вынуть и куда положить. Движения Эндера были быстрыми и уверенными, но хотя он лишь изредка мог оторвать глаза от операции, он знал, что глаза Хьюмэна смотрят на него, наполненные любовью и благодарностью, агонией и смертью.

Это произошло прямо под его руками, так быстро, что несколько минут они могли наблюдать за его ростом. Несколько крупных органов съежились и из них протянулись корни; глаза Хьюмэна расширились в последней агонии, и из его позвоночника вырвался побег, на нем появились два листика, затем четыре…

И все остановилось. Тело было мертво; последние его силы были потрачены на то, чтобы из позвоночника Хьюмэна родилось деревце. Память, душа Хьюмэна перенеслись в клетки молодого побега. Свершилось — началась его третья жизнь. А когда утром, уже скоро, поднимется солнце, листья впервые ощутят свет.

Остальные свинки танцевали и веселились. Листоед и Мандачува взяли из рук Эндера ножи и воткнули их в землю по обе стороны от головы Хьюмэна. Эндер не мог присоединиться к ним. Он был покрыт кровью, и от него исходил резкий запах разделанного им тела. На четвереньках он отполз вверх по холму туда, где он не видел бы это тело. Новинья последовала за ним. Все они были обессилены работой и переживаниями этого дня. Они ничего не могли сказать или сделать, только упасть в густую траву, прислонившись к кому-нибудь, и искать облегчения во сне.

Боскинья и епископ Перегрино вышли к воротам перед восходом солнца, чтобы встретить Глашатая. Прошло не менее десяти минут, прежде чем они увидели движение на краю леса. Это был мальчик, сонно справлявший нужду в кустах.