— Этому засунешь…

— Ты на морду не гляди, Щипчик. Сам знаешь, был бы настоящий Гнилец — сожрал бы с потрохами, только косточки бы скрипнули… А этот зыркает, стоит. Да и бормочет что-то, чул?

— Как не чуть. Меня морозом по шкуре прошкрябло, как он пасть открыл. Только, думаю я, не настоящее это.

— Это еще как — не настоящее?

— Мозга у него нет, у Гнильца этого, — пояснил Калека, — Ясно? Ты не слушь, что он бормочет, он с того бормочет, что голова отсохла. Повторяет, что попугай, без умысла. Мысленная остаточность в нем, но пустая, как по привычке. Мож, думает, что человек еще…

— Человек! — Сероглазая истерически засмеялась, даже задрожала, — Человек!..

— И то бывает. Глядь, как на нас зыркает. Видать, шкура отросла, а с мозгами не вышло.

То ли Хромой и в самом деле был убедителен, то ли неподвижность Маана сыграла роль, но люди, кажется, отошли от испуга. На Маана теперь глядели с опаской и отвращением.

— Я мир. Бояться нет, — нужные слова все не находились, не могли выбраться, — Бояться нет…

— Значит, говоришь, не тронет? — уточнил Улыбчивый, немного осмелев, даже вспомнил про копье, зажатое в руке.

— В жизнь не тронет, — убежденно ответил Калека, — Знакомец, в Контроле служил, своими ушами… Этот Гнилец снаружи грозен, а на деле, должно быть, смирен как теленок. Его, может, и крыса загрызет, он и пикнуть не сумеет.

— Вот как, — Улыбчивый почесал в затылке, — Маешь смысл, наверно. А меня страх до самых кишочек сперва пронял. И подходит же как человек чисто… Подходит, в глаза смотрит, говорит…

— Тоже мне — говорит… Беседу что ль вести с ним желаешь? А смотри, — Калека повернулся к Маану и, несмотря на то, что в глазах его, на скользком дне, плавал страх, заговорил, стараясь держать голос ровно, — Здравствуй, рожа облезлая. Что зыришь? Огонь не видел, Гнилец поганый? Откуда ж тебе огонь видеть, погань? Жрешь, небось, нечистоты одни, как крыса смердячая. Верно? Ты глядь, как зыркает, аж душу холодит… Не знал бы, что это скотина бессловесная, напугался бы до одури. Ну и отвратная же у тебя харя, братец. Ничего поганее не видал. Желудок воротит, как увидишь такое.

Маан напряг шею так, что даже заскрипело. Дело принимало совсем другой оборот.

«Ну как тебе общество? — спросил голос, явно наслаждаясь, — Пообщался? Смелее, ведь это к ним тебя тянуло столько времени? Смотри, это и есть твои собратья по биологическому виду. Ты сохранил им верность даже потеряв свое прежнее тело. Чувствуешь родство?».

— Бояться нет, — медленно сказал Маан, пытаясь вложить в этот скудный запас все, о чем в этот момент думал, — Я мир.