Мои сокровища невыразимы и непередаваемы: каждый может прочувствовать их только лично.

Или уж Я, забравшая личность, – Себе. В Моём мире время измеряется не часами, а безднами.

Маленьким Доминик Хинч выгибался дугой или змеился молнией, пытаясь вырваться из объятий Объятельницы.

Она ослабляла хватку, и паралич, не дававший в яви сделать ни единого движения, отступал от него. Впереди был день, когда Доминик должен был обдумать показанное ему ночью, клюя носом, не слыша учителя, не отвечая на подначки одноклассников.

И за несколько часов до отхода ко сну он снова начинал нервничать: пора.

Пора в постель, и мама была неумолима.

Сбивчиво и стесняясь, он пролепетал отцу, прикрывшему каталог «Arms and Armour Collected and Offered for Sale», который изучал с карандашом в руке, об Объятельнице.

– Прекрасно тебя понимаю, друг мой, – бодро ответил мистер Хинч-старший. – У меня тоже в детстве был свой любимый кошмар. Мне казалось, что из-под кровати родителей каждую ночь вылезает огромный крокодил и при этом жуть как скрежещет когтями по полу! Но выяснилось, что это твой дедушка так храпел. Ха-ха-ха!

– Ха-ха.

Мистер Хинч-старший посмотрел на сына поверх черепаховой оправы очков:

– Но ты же понимаешь, что никакой «объятельницы» не существует? Надо просто на секунду открыть глаза и повернуться на другой бок, и всё.

Видя, что его увещевания не достигают цели, Хинч-отец предпринял заключительную попытку, нетерпеливо глянув на недочитанный разворот последних выставленных на завтрашний аукцион предметов. Положив руку на плечо сына, он объяснил:

– Пойми: вот некоторые дети придумывают себе воображаемого друга. А ты себе придумал воображаемого врага. Положим, в детстве и те, и другие могут некоторое время казаться очень настоящими. Но лучшее, что мы можем сделать, – это поскорее повзрослеть. Понял?

– Понял.

– Ну ступай.

Доминик поплёлся к себе в комнату, накинул, как мантию, край зелёной портьеры на плечо, и, прижавшись лбом к окну, глубоко задумался.

Но ведь даже «воображаемый» друг – это прекрасно!..

Вот кто поможет ему справиться с Объятельницей.

Мистер Хинч оглядел узенькое темноватое помещение: окошко напротив под потолком и, как флюс, всё необходимое по левой стене.

Он обожал «De profundis» и сразу решил, что тоже станет каждое утро делать влажную уборку своего узилища – если только его не отправят домой.