Лавовый туннель загибается, уходя совсем в другом направлении. Я стою, глядя на него, – он петляет и теряется вдалеке, на крутом склоне потухшего щитового вулкана. Черт бы его драл – не в ту сторону.
– Ну что, спустимся и пойдем куда нужно? – говорит скафандр.
– Ладно, идем, – ворчу я.
Я спускаюсь. Я потею. Я вытираю лоб под шлемом, трусь, мотая головой вверх и вниз, как чешущееся животное.
– Я потею, – говорю я скафандру. – Почему ты позволяешь мне потеть? Я не должен потеть. Ты не должен позволять мне потеть. Ты, наверно, думаешь о чем-то другом. Ну-ка, давай, делай, что тебе положено.
– Извини, – говорит скафандр неприятным голосом.
Я думаю, ему надо быть более внимательным ко мне. Для этого он и существует – разве нет?
– Если хочешь, чтобы я вышел наружу и прогулялся, так я могу, – говорю я ему.
– В этом нет необходимости.
Жаль, что он не предложил мне отдохнуть. Меня снова одолевают слабость и головокружение, и я чувствую, что, когда мы спускаемся с крыши лавового туннеля, скафандр выполняет большую часть работы. Боль в кишках вернулась. Мы снова движемся по долине, усеянной валунами. Мне хочется поболтать.
– Скажи, скафандр, ты не задавался вопросом, а стоит ли вся эта игра свеч?
– Какая игра и каких свеч? – говорит он, и я слышу в его голосе нотки снисходительности.
– Ну ты же знаешь – я о жизни говорю. Стоит ли она всех этих… хлопот?
– Нет.
–
– Нет, я хочу сказать, что никогда об этом не думал.
– Почему? – На ходу я задаю краткие вопросы, чтобы экономить энергию. И дыхание.
– Мне нет необходимости думать об этом. Это не имеет значения.
– Не имеет