Не дождавшись реакции на свою реплику, главный ареоботаник пожал плечами и возобновил негромкий разговор с Лэннингом, время от времени печально поджимая губы и кивая головой, как ослик Иа из давно забытой сказки.

«Учёные-кипячёные», — горячил себя Джонни Рэтклифф, предчувствуя схватку. Ища для себя место за круглым столом, бессознательно выбрал диаметральную точку — чтоб быть лицом к лицу с этими чистоплюями, особенно с Лосевым, которого не любил. Справедливости ради нужно заметить, что отвечали ему взаимностью, издевались над разумными мерами безопасности, а любимое детище бывшего военного лётчика — истребители-автоматы и вовсе не жаловали, отдавая предпочтение всяким там научным штучкам, от которых ни пользы, ни прибыли. «Но собака лает, а караван идёт», — мстительно радовался втихомолку глава Департамента Безопасности, вновь и вновь переживая восторг осы-Рэтклиффа, словно не дистанционно он управлял тогда истребителем, а действительно парил над Марсом, посверкивая крепкими округлыми боками, и обращал в дым остатки дурацкого древнего спутника одним ударом луча мощной лазерной пушки. Затаённую радость его омрачало только отсутствие в зале Семёнова. «Договорились же, — злился Джим, поглядывая на часы, на которых уже без двух. — Не струсил бы Рома. Трус он».

И тут же, словно ждал под дверью, вошёл Семёнов. Осмотрелся, поздоровался сухо и корректно, кивнул Лэннингу, поднявшему руку в знак приветствия, пригладил волосы, высмотрел Рэтклиффа и направился к нему в обход стола. Явление его особого эффекта не произвёло, Балтазаров только проворчал под нос: «Пожаловал. Наше Солнце», — вот, пожалуй, и всё. Однако стоило главному энергетику сесть за стол, как поднялся Евграфов. Его лицо выражало решимость начать заседание, провести на должном уровне и закончить, не смотря ни на что.

— Кхм-м, — откашлялся он, чтобы прервать Харриса, но тот не унимался:

— …новые смеси. Вы не представляете, какими вырастают обыкновенные томаты на подкормленных краснозёмах.

— Я опоздала? — взволновано спросили вдруг от дверей. — Извините. Иван Арнольдович, здравствуйте. Ох, простите, Александр Романович. Я так бежала!

— Ничего-ничего, Люсенька, — благосклонно прогудел Балтазаров и величественно повёл рукой, как будто на кафедре стоял и указывал опоздавшей студентке путь к знаниям. Люсенька Житомирская и в бытность студенткой имела обыкновение опаздывать, но, пользуясь неизменным расположением Александра Романовича, наказанию не подвергалась.

Она сделала движение — сесть поближе к бывшему научному руководителю и кумиру, — но, не успев сделать двух шагов, увидела Рэтклиффа и решительно направилась к нему.