Саша медлил, бездумно считая оранжевые вспышки контрольных ламп, снова мысленно проверял исполнение пунктов ненаписанного списка необходимых дел: память Барбары снял, информацию для разбора отправил «Афине», указания шкиперу — повторять маршрут «пояса Афины», поднявшись на десять тысяч, — отправил и проверил дважды. «Что же ещё?» — рассеянно подумал капитан, снова полез щупать — на месте ли перстень? — и понял вдруг: «Ты тянешь, дружок, потому просто, что страшно лететь». Он отдёрнул руку от расстёгнутого воротника комбинезона и тронул рукоять хода.
— Так и только так, — провозгласил он вслух, когда скользнули мимо и пропали позади габаритные огни створок. Закатное солнце, описав плавную дугу, глянуло прямо в лицо, потом сдвинулось влево. Саша загнал зелёный треугольник курсовой метки в цепкие скобки курсоуказателя двумя короткими движениями руки, дождался сигнала «принято» и дал полный ход.
— А будешь в носу ковырять, мыслитель, — добавил он, обращаясь к автопилоту, — оставлю без сладкого.
Глухой и немой электронный пилот, естественно, никакого внимания на это не обратил — прилежно отрабатывал программу. Возникла на горизонте, быстро приблизилась облачная гряда, бот врезался с ходу в первую вздыбленную кучу, пробил её и пошёл над белой облачной равниной, как по снегу скользя. Глянув вверх, Волков увидел точно в зените серебристое, с розоватым отсветом рыбье тельце «Улисса». Электронный шкипер исправно выполнял, что указано было ему, до прибытия к месту назначения оставалось минут сорок. «Очень хорошо, что не вечер там будет, а полдень. До вечера успею разыскать кого-нибудь из старых знакомых княжны Дианы (они, должно быть, очень старые, но не может быть, чтоб не осталось совсем никого) и, даже если придётся провозиться с болтовнёй до утра, выясню, где искать их Кия и что он собой представляет. Жаль, Барабара ничего об этом типе не знает. Говорит, молодая была и глупая, поэтому не политикой интересовалась, а всё больше амурными сплетнями и балетом. По мне — так неизвестно, что глупее».
Саше почему-то вспомнилось лицо Барбары в тот момент, когда был открыт футляр с иолантами — надо же было хоть примерно оценить, хватит ли на первое время? Камни прихватил с собой в последний момент, по наитию; не понимал хорошенько, зачем они могут понадобиться и нужны ли вообще, но, узнав, что Семёнов, убегая, украл изрядное количество этих стекляшек, решил всё-таки взять. Выбирал самые крупные, но, похоже, перестарался — бывшая княжна на некоторое время потеряла дар речи, когда бесчисленные голубоватые искры выпрыгнули из-под чёрной крышки футляра. Барбара потому и вспомнила о княжеском перстне, что захотела сравнить подаренный отцом иолант с теми, что в коробке — оказались крупнее.