— Почему-то оставили его за оградой. Раз медведь, значит белоглазые. И вот что я тебе скажу, Саша, пора нам мотать отсюда. Клопа старого почему они порешили, понимаешь? Нет? Да потому что меня поймали, а потом ещё и тебя. Поняли, кто пустил внутрь. И наказали сразу — это у них быстро. Или просто не захотели оставлять свидетеля. А медведя они за оградой бросили, потому как не хотели светиться, затем же и балахоны нацепили, на случай, если увидит кто. Да! Поэтому и представление устроили с кострами, чтоб выглядело всё натурально, как у иноков. Обычно-то они не церемонятся с такими как ты: ножом по горлу и все дела. Кого же они дожидались, а Саша? Ладно, поехали отсюда, пока они не вернулись и не привезли клопу смену.
«Что значит поехали?» — удивился Волков, но спросить не успел. Провожатый его внезапно свернул влево на заросшую тропку, лезшую вверх, петляя между невысокими хвойными остро пахнущими деревьями. Бурчал, поглядывая через плечо:
— Жаль не получилось по клоповнику толком пошарить, не иначе, была у кровососа там нычка. Слышь, может тебя туда отправить, ты поищешь, а я здесь подожду? Ладно, шучу я. Под ноги смотри, телёнок. Сейчас медведя моего найдём и рванём отсюда. Поди докажи, что это мы там внутри были. Одно плохо, волкодавы рожу мою видели, да и твою тоже.
— А волкодавы — они кто? — осмелился на вопрос Саша и тут же пожалел об этом. Новый знакомый посмотрел на него с подозрением и спросил полушёпотом, не сбавляя шаг:
— Ты откуда такой взялся? Или… Ты это брось, не люблю. Знаешь, что я с дятлами обычно делаю? Имей в виду, лишних ушей здесь нет, и (тут Матвей заговорил очень громко и внятно) всем известно, что волкодавы — надёжная опора княжеского престола, верные и неподкупные, не знающие сомнений стражи законности и порядка, крепкая броня, оберегающая подлый люд от ереси, гоев от изгоев, а власть государеву от дерзких посягательств северян и нечестивых пузырников. Они — мягкая длань, собирающая часть княжью с людей должных и подлых…
— Понятно, — перебил его Волков. Не потому, что прояснилась роль белоглазых в государственном аппарате Княжеств, а просто не хотелось слушать. Полезли неприятные ассоциации с художественной литературой, наверняка не имевшие ничего общего с действительностью; нельзя было давать волю эмоциям, на всё требовалось глянуть своими глазами. «Что ты его слушаешь? — уговаривал себя Саша. — Он всего лишь провожатый. И всё. И тоже, кажется, не в себе. Одни его рассуждения о медведях чего стоят».
— Фу-у, пришли, слава Неназываемому, — отдулся Матвей и смахнул пот со лба. — Упарился. Ну-ка, помоги разбросать ветки!