– Никогда больше так не делайте, – строго сказал Эрик. – Традиции устанавливают связь между прошлым и будущим. Вы невольно ее пресекли. Поэтому мы оторвались от прошлого и улетели в будущее. Как камень из пращи.

Светлана печально засмеялась, но ничего не возразила.

«Дорогой Дневник! Все случилось буднично, даже скучно. Люстиг уведомил, что за результат не ручается. Я ввела стартовые команды. Ничего не произошло. Даже освещение не мигнуло. Монк пожал плечами, Неб вздохнул со всхлипом, а Чан как сидел уставясь в пустоту, так и продолжал сидеть. Мы молчали, как зрители после дурного спектакля. Затем немец произнес обычное: “Ach so!..” и стал выбираться из кресла. “Райнер, – сказал Эрик тусклым голосом. – Вы пытаетесь обмануть квантовую физику. Но этого никому еще не удавалось”. “Пустое, – ответил тот. – Не физику, а всего лишь механику. От которой только и требуется, что отвесить квантовой физике пинок”. “О чем вы?” – спросила я. Люстиг направил на меня свои окуляры. “Я пытаюсь насытить арпионный привод энергией, – терпеливо пояснил он. – Видите ли, Светла, дабы привести автомобиль в движение на покатом склоне, достаточно стронуть его с места”. “А достаточно ли покат наш склон?” “Вполне, – сказал Люстиг. – Но мы имеем дело не с автомобилем, а, допустим, с танком”. С тем он и ушел. За ним, ни на кого не глядя, утянулся Неб. Эрик продолжал пялиться в пустоту, и это с каждой минутой нравилось мне все меньше. Ситуацию спас Монк. “Что мы вообще ждем от ваших опытов, Эрик?” – спросил он. “Вы все когда-нибудь видели арфу?” – осведомился тот, слегка оживляясь. “И даже играл, – хмыкнул Монк. – Это была маленькая ирландская арфа-круит, а я был сильно пьян и вел себя, как клоун”. Я с трудом удержалась, чтобы не брякнуть, что и трезвый он бывает изрядным фигляром. “Представьте себе пространство в виде громадной арфы с необозримым числом струн”, – продолжал Эрик. “Теория струн, верно?” – обрадовался Монк. “Неверно”, – возразил Эрик. “А как же вспаханное поле?” – напомнила я. “Струны над вспаханным полем”, – невозмутимо кивнул китаец. “Струна – это наш трек?” – уточнил Монк. “Струна – это метафора трека, – сказал Эрик. Мы с Монком переглянулись, но встревать не стали. – Арпионный привод возбуждает одну из таких струн и следует за волной. В нужный момент он соскальзывает со струны. Мы слишком сильно дернули…” “И струна лопнула?” – спросила я. “Нет, – туманно изрек Эрик. – Она трепещет до сих пор. Наш трек все еще ждет нас”. “О!” – с отрадной при иных обстоятельствах слаженностью воскликнули мы с Монком. Вернувшийся Неб принялся раздавать всем большие желтые пилюли, похожие на шарики из замерзшего масла. “Что это за дерьмо?” – с недоверием спросил Монк. “То, что вернет вам ясность ума и крепость духа, – ответил Неб и улыбнулся прежней акульей улыбкой. – А еще разгонит кровь в жилах, чтобы вы не казались снулой рыбой, sawa?” Пилюля таяла во рту, отдавая испорченным яблоком. От нее плыла голова, а в животе оживал маленький ядерный реактор. “Ваше снадобье разрешено Всемирной организацией здравоохранения?” – насторожилась я. “Мы им не скажем!” “Так что там со струнами, Эрик?” – спросил Монк. “Наш корабль все еще не потерял свою струну, – сказал тот академическим голосом. – Он завис над нею. Если заставить его двигаться, он в точности повторит весь путь, но в обратном направлении”. “А как же сингулярность?” – спросила я. “Мы окажемся в ней вновь. И, если доктор Калошин… тот, из Пасадины… не шутил, вернемся в свое время. Это уже не струна. Это наша нить Ариадны”. “Нынче из вас так и сыплются метафоры, старина, – заметил Монк. – Кстати, Неб, вы и Люстига пичкаете своей отравой?” “Он мой пациент уже трое суток”. “Чем он там занят, в своей норе?” “Обвешался экранами и рисует формулы”. “О! – сказал Эрик. – Хороший знак”. “Прекрасный, – согласился Неб. И вдруг преисполнился энтузиазма. – Берегите себя! Берегите друг друга! – витийствовал он. – Поменьше мрачных мыслей, больше светлых надежд. Сохраняйте душевную гармонию и физические силы!” “Верно, – сказал Монк с непроницаемой физиономией. – На случай, если всем придется выйти и вручную спихнуть старину “Гиппарха” под откос”. Вот уже неделю мы одни во вселенной. Вслух этого не говорят, но мы на пороге смерти. Прежние разлады кажутся мелкими и нелепыми. Ожидалось, что пятеро недружных людей поднимутся на корабль и отчалят. А потом вернутся, выпьют шампанского на положенных торжествах и никогда больше не встретятся. Наверное, и в этом скрывался некий исследовательский умысел: возможно ли комплектовать экипажи без психологической совместимости, на одном лишь голом профессионализме. Но вышло так, что наши судьбы спутались в клубок, как и те чертовы кванты, что унесли “Гиппарх” на край пространства и времени. Запоздало, но мы становимся командой».