Мне ничего не оставалось, как просто кивнуть, принимая к сведению.

Совещание в расширенном составе было коротким. Угрозу Триаде и эклису признали вполне реальной, тут же, «по-честному», разделив ответственность. Безопасность взяли на себя аркаты и акрекаторы, оставив нашей команде оперативно-аналитическое сопровождение.

Вроде и логично — их вотчина, но меня такой расклад не слишком устраивал. Малейшая несогласованность в действиях грозила серьезными проблемами.

— Элизабет… — Низморин прекрасно понимал, что было причиной моего неудовольствия.

— Господин полковник, — к нам решительно подошел Кабарга, — разрешите обратиться к госпоже подполковнику?

Улыбку я сдержала, в отличие от Валеры, который скривился, прежде чем ответить:

— Обращайтесь!

Сашка тут же развернулся ко мне, в очередной раз продемонстрировав свою идеальную выправку:

— Госпожа подполковник, это — вам, — протянул мне маленький букетик. Откуда вытащил, я не заметила, отвлекшись на усилившийся шум.

— Риман! — прокомментировал Низморин появление лиската. Мог и не стараться, с того места, где мы стояли, пропустить подобное событие было невозможно.

Черный плащ, капюшон опущен. Рядом — двое Верховных его Храма. Матессу не видно, но в том, что они где-то рядом, я не сомневалась. Публика на спектакль собралась разношерстная, затеряться, скрывая свою сущность, не проблема.

— Ты бы спрятал, — посмотрев на букетик, посоветовала я Сашке. — Не стоит испытывать терпения этого парня… Один раз не сжег…

— Так это его подарок, — довольно улыбнулся Кабарга. — Я только посредник.

— Пристрелить его, что ли? — задумчиво посмотрела я на Низморина. Взяла цветы… бросила взгляд вниз…

Он поднял голову именно в этом мгновение. Ткань полностью закрывала лицо, но Риман меня видел… Как и я его.

— Госпожа подполковник… — вроде как испуганно промямлил Сашка, сбивая своей репликой накал и заставляя отвлечься от мысли о том, что будет дальше.

— Помолчи! — попросила я, делая шаг назад и разрывая связавшую меня с Риманом нить. — Ненавижу такие мгновения! — выдавила из себя зло, радуясь, что на верхней галерее, где мы находились, посторонних не было.

Последние двенадцать часов сделали свое грязное дело, вытянув из души остатки человеческого.

Любовь… Сопереживание… Нежность… Все это было если и не забыто, то подчинено главному: найти и уничтожить!

Продолжить в том же тоне не дал показавшийся на верхней ступеньке Грони: