Смуглое и горбоносое, с усиками в ниточку лицо Васко за последние месяцы осунулось, стало унылым и, казалось, побледнело. Некогда густые вороненные волосы до плеч поредели и выбелились сединой.

— Взбодрись. — Франсуа хлопнул напарника по плечу, улыбнулся задорно. — Чувствую, не станем мы возвращаться. Осядем на Харизме, обзаведемся домами, семьями. А то и на корабле можем жить — лучше любого дома, да и привычнее.

Был Франсуа слегка полноват, невысок ростом и круглолиц. А еще был он отчаянным оптимистом — спокойным, улыбчивым и надежным. Антон не помнил, чтобы Франсуа хоть раз на что-то пожаловался, — он всегда пребывал в одном, ровном и доброжелательном настроении. И щедро делился им с остальными.

— Я бы хотел пожить на старости лет дома, — задумчиво проговорил Васко. — Под Севильей где-нибудь или под Барселоной, а не в глуши за десятки световых лет от них. В доме на берегу или…

— А по мне так все равно, где жить, — прервал Франсуа и заулыбался, готовясь выдать очередной анекдот, из тех, что знал во множестве. — Старого француза одолела раз ностальгия. Пребывал француз в это время на Марсе, ишачил на обслуге космического лифта. И — седина в бороду — сох по одной медсестрице, словно выполотый сорняк.

Антон не слушал. Он вдруг поймал себя на парадоксальной мысли, что согласен с обоими. Состариться на Земле было бы неплохо. Но и за тридевять земель от нее тоже терпимо. С полминуты Антон размышлял почему. Потому что неважно где, но я должен быть с ними, понял он. У меня кроме них никого нет. И ничего.

За долгие годы горячий импульсивный Васко и веселый добродушный Франсуа стали не просто напарниками или друзьями. Даже не братьями. Видимо, они превратились в часть его самого, в часть, без которой существовать немыслимо. Впервые Антон ощутил это после смерти Тоширо. Было так скверно, что он едва не скатился в депрессию. Антон вспомнил, как впал в буйство Васко и как слеза за слезой катились по щекам никогда не унывающего Франсуа.

— Ладно. — Антон поднялся. — Франсуа, не забудь, тебе сегодня кухарить. И пожалуйста, никаких жюльенов из говяжьего стекловолокна. Пойду, проверю почту.

Почтой называли SOS, тот самый, с Харизмы. Сигналы с Земли «Одиссей» при переходах обгонял и на выходе принимал вновь, так что интереса они не представляли. Впрочем, SOS не представлял также, поскольку содержание его никогда не менялось. Вплоть до сегодняшнего дня.

— Они, видимо, приняли первые послания с Земли, — возбужденно объяснял Антон напарникам. — И теперь отвечают, только, я бы сказал, странновато.