Натолкнувшись на эту мысль, Колька и начал присматриваться к взаимоотношениям людей на посту. Проверка – если Нарана диктаторствует, то ей необходимы субдиктаторы, чтобы власть ветвилась, как дерево, достигая самых мелких веточек. Может быть, предположил он, Великая Память имеет двойную функцию: для простых смертных она – гибрид справочника со счетной машиной, а местному руководству, сверх этого, дает циркуляры, приказы и прочее?

Не получилось. Здесь действительно не отдавали приказов. Такой вещи, как расписание нарядов, тоже не водилось – к выступающему наряду сбегались все Охотники, Но-ре-ма играл на таоби – и кто-то уходил, а кто-то оставался. Старший Охотник Джаванар действительно распоряжался, но не Охотниками, а патрульными животными, и это занимало уйму времени. Джаванар спал два-три часа в ночь, и поэтому, а не почему-либо другому, прочие Охотники старались услужить ему, принести ему лук, выкупать его собак, пойти в наряд… То же с Брахаком. Когда он прибежал выручать Кольку от носорога, он был в охотничьей одежде – шел на Границу. Зачем? Он выращивал новую гонию на поляне железного дома и в следующие трое суток приходил на пост только поспать. Его титул «почтенный» оказался возрастным. Каждого прожившего шесть дюжин лет было принято называть «почтенный» – как у нас стариков называют дедушкой.

Наконец, Колька подумал о гигантских нардиках и отчетливо понял: системы принуждения здесь нет. Чтобы заставить Головастого поступить по-своему, Нарана создала роботов – на других людей не рассчитывала, следовательно. Таков был смысл разговора Дхармы с Кару-Кузнецом и Хранителем Памяти.

Все эти мысли формировались в Кольке исподволь, незаметно. На пятый или шестой день одиночества – он сбился со счета – что-то засосало под ложечкой, как от голода. Он сидел на траве, перед рисунком Брахака, в своем доме, когда ощутил: интересно, как же они организованы, их больше миллиона в Равновесии? Он посидел еще, прислушался, но сосущее любопытство не уходило. «Плевать, все равно ты не выдержишь, сдохнешь…» Он побагровел, услыхав этот знакомый, отвратительный, блатняцкий тенорок – свою шкурную сущность… «Да разорвись ты, лопни, я – человек, ученый, я Головастый!»

Дхарма работала в лечилище. Увидела, как он вбежал, и просияла. Оставила нардиков, пошла навстречу – улыбка красила ее необыкновенно, и шла она как плыла… «Для того, кого я жажду…»

«Почему ты жаждешь меня, а не красавца Лахи?

Почему ты ночуешь в одном доме со мной? Как Врач, ты считаешь, что мне нужна женщина?

Что ты „соединяла и отсекала“ в моем мозгу и как ты удержала меня на краю безумия?