Он снова был раздвоен, но мягко, плавно и непугающе. И, накладываясь на огромную фигуру Лахи, плавно и мягко из памяти поднялась картинка… Рафаил в лабораторном халате, пальцы измазаны чернилами из самописки – спорит: «Я не думаю, что понимание диалектичности мира родилось из естествознания. Еще перипатетики обращали взор в себя, в психологический мирок, и наблюдали трагическое противоречие: высокий разум в безумном и жестоком мире… Вспомните Колиного Тимошку».

Помнят. Тимошка в спальне на полу расположился по-турецки. Еще не привык сидеть на стульях, еще хриплый – ларингит. Откуда его доставили; в какие края он заехал в трюме теплохода; где шла война, о которой он рассказывал? Мал был Колька-Свисток, не запомнил. Тимошка сипит: «Один солдат ей загнул салазки – понял? – а второй ей туда бутылку – горлышком, от пива бутылка – она визгом, а он бутылку каблуком, понял? Загнал. – Тимошка облизнул губы. – Сигарету курит – понял? – и каблуком. Посмотрел – а баба корчится – и в пузу ногой, бутылка – понял? – лопнула, снаружи было слышно…» В углу напротив стоит няня Сима, вся белая, угол косынки в зубах…

Тогда ему было шесть лет – человеческий детеныш; что посеют, то и взойдет… Он закряхтел. Он всегда кряхтел или стонал, вспоминая Тимошку, «снаружи было слышно», и няню Симу.

Ладно, к делу… Рабочая гипотеза: раджаны создали свой мир постепенно, непротиворечиво, заботливо, чтобы разум не вступал в противоречие с действительностью.

Врачи молчали. Пуст был хирургический стол, выросший заново, после того как его срезали вместе с Рафаилом. И внезапно прозвенел крик: «Раджта-ам, го-ониа! – Люди, к гонии!» И Кольке почему-то стало страшно. Выбежал Лахи – с видимым облегчением, – а Колька сидел и думал: «Все повторяется. Что повторяется? Все. Устал я, пусть повторяется».

…Дхарма проговорила: «Это Большезубые». Тут же ввалился Лахи с рычанием:

– Охотники идут за свежими ранами, у-а-рр! Повеселится старый Лахи. Не иначе огромные Большезубые прорвались между нашим постом и Рагангой! Они жаждут крови слонят, а я жажду их крови!!! Крови Охотников, – пояснил Лахи для Кольки.

Дхарма сказала:

– Не пойти ли мне, Лахи?

Колька с тенью интереса обернулся – как оборвет ее старший Врач?

– О жадная молодежь второй четверти! – крикнул Лахи. – Твой желтобородый останется со мной, я скормлю его тело нардикам!

Колька вдруг попросил:

– Не возьмут ли меня на охоту?

– На Охоту! – поправил Врач. – Одевайтесь, вы двое, а я, старикашка, поплетусь и спрошу Джаванара о тебе, желтобородый!

Глава 3

Глава 3

Снять ботинки Дхарма не разрешила. Она была права – для ходьбы на мягкой подошве нужна привычка. Зато прочий охотничий туалет Колька получил: шапочку, нагрудник, шорты, перевязь для лука и колчана. Сумка и пояс у него были свои. Пистолет он устроил на перевязи, в гнезде для большого ножа, и вытряхнул из сумки лишнее, оставив складной ножик да горсть орехов как энзэ. От большого охотничьего ножа он отказался, но выбрал на складе у Кузнеца звенящий лук, с усилием натяга килограммов на тридцать пять.