– Я – Брама.

– Ты Брама. Далеко ли до Границ Равновесия?

Они снова дрогнули. С беспокойством переглянулись. Наконец Брама ответил:

– Нет Равновесия. Я – Брама, потомок Скотовода.

– Не пойму, что он толкует о Равновесии. Он, очевидно, вождь. Я не все понимаю… Скажи, друг Брама, где же Равновесие? Вождь изгоев, по-видимому…

Беспокойство возрастало. Двое-трое закрыли руками лица.

– Вас послал Скотовод! – лающим, шаманьим голосом крикнул Брама. – Чтобы вернуть нам Равновесие! Много, много пищи!

– Внимание, – неожиданно вмешался Рафаил.

Взял Володю за плечо – люди шарахнулись, – повернул к скале. Наскальная роспись. Типичные первобытные рисунки… Оранжевый диск – солнце. Под ним – крылья, перепончатые, как у летучей мыши. Володя всмотрелся: крылатый человек поднимался к солнцу, его догоняет Птица, а еще ниже, под Птицей…

– Колька… – простонал Бурмистров. – Колька это, рыжая борода! Под Птицей, понимаешь? Скажи, скажи, – он торопился, путал слова, – скажи, где рыжебородый? Адвеста?

Брама горделиво улыбнулся и растопырил пальцы, перепачканные цветной глиной.

– Я – Брама, потомок Скотовода! – завыл он так, что отозвалось эхо. – Брама – потомок Скотовода!!! Брама – потомок Адвесты!!! Брата Гийкхага, летавшего к Великому огню!

– Он говорит об Адвесте, – сказал Рафаил, и, глядя в его лицо, горящее ожиданием, Володя бросил камеру, шлем. Повернулся и пошел обратно по тропе.

Тот, кто кричал «о-а», подобрал шлем и надел на косматую голову.

Москва, 1965–1967

Обсидиановый нож

Обсидиановый нож

– Завидую вашему здоровью, – произнес сосед, не поднимая головы.

Мы сидели вдвоем на грязной садовой скамье. Бульвар, залитый талой водой, был пустынен. Сосед каблуком долбил в леденистом снеге ямку, толстое лицо со сломанным носом чуть покачивалось. Рука в перчатке упиралась в планки сиденья.