– У вас есть вторая специальность?
– Инженерная математика.
– О-а! Тогда вы поймете. Скорость у него была какая-то чудовищная – почему и не подействовала метеорная защита. Не меньше двухсот километров в секунду. Слушайте дальше: входное отверстие в броне имело восемь миллиметров в диаметре. Вам ясно?
– Очевидно, метеорит был пяти-шести миллиметров в поперечнике, так я понимаю?
– Не больше пяти. Но метеорит обычной формы, шарообразной в первом приближении, весил бы при диаметре пять всего один грамм. И при любой, повторяю, при любой скорости сгорел бы в наружной броне. А этот прошел внутрь и сгорел в третьем слое, понимаете? Я проделала расчеты. Так называемый метеорит был стержнем, предпочтительно из карбида вольфрама или чистого вольфрама, диаметром четырнадцать миллиметров и длиной около сотни. Он весил двадцать-тридцать граммов!
– Ого! – пробормотал Хайдаров. – Космический снаряд…
– То-то и оно.
«Скорее всего, у вас сурдокамерная болезнь, доктор Стоник, – думал Хайдаров. – Да-с. Властолюбие, мерещатся пришельцы… Бывает. Куда чаще, чем принято думать. Но не с сотрудниками Луны – Северной, это во-первых, ибо там перманентный психологический контроль, как на Земле. Хотя – месяц она провела на Деймосе, плюс сорок дней одиночества в каюте, – психоз мог и объявиться… Трехкратная смена кураторов… С другой стороны – откровенна и почти адекватна… Во всяком случае, надо поговорить с Жерменом».
Он спросил:
– Доктор Стоник, почему бы вам не обратиться к первому инженеру? Ваша информация ему интересней, чем мне.
Пассажирка энергично отмахнулась:
– Нет-нет-нет! Догадаются сами – их счастье. Не догадаются – приоритет останется за ИСЖО. Воображаю, Такэда удивится, когда мы явимся на ремонтнике и вырежем место пробоя…
– Следовательно, я должен молчать?
– Рассчитываю на вашу профессиональную скромность.
– Мера за меру, – сказал Хайдаров. – Когда я начал говорить о гибели Шерны, вы испугались за кого-то другого. За кого?
Она вскинула голову.
Хайдаров мигал с самым простодушным видом.
Она вдруг щелкнула пальцами:
– Ладно. Мне померещилось, что… Нет. Ничего мне не мерещилось.
– Мне очень, очень важно знать, – мягко сказал Хайдаров.