– Докажи.

– Тогда подключишь датчики?

– Предположим.

– Ну слушай. Рвать трос надо было сразу, без тары-бары.

– Что?

– А то, что плохо соображаешь, Тиль. Пока ты беседовал, Албакай и Бутенко вошли в шлюзовую, а Киоси начал вирать лебедку… Поздно, говорю тебе!

Инженер и врач еще надевали скафандры, а Такэда выбирал слабину троса, но это было не важно – Юнссон понял, что оборвать трос ему не дадут. Чтобы проделать такую штуку, надо вернуться метров на пятьдесят к кораблю, ослабив этим трос, а затем рвануть на полной тяге, с разгона. Но теперь Такэда не даст ослабить трос. Лебедка сумеет выбирать слабину быстрее, чем капсула ее создаст.

Юнссон опустил руку, протянутую к секторам тяги. Конечно, он был не в себе, но цель-то у него была благая – выбраться из черноты и спасти корабль. Так рассчитывал Хайдаров, и не ошибся. Юнссон послушался. Беззвучно шевеля губами, он стал подключать скафандр к системе капсулы: приточный шланг, отводящий шланг, энергопитание, контрольный кабель. В надутом скафандре это сделать нелегко. Хайдаров терпеливо ждал. Готовился к сеансу, пустив мысли на самотек, и никак не удавалось сообразить – правильно ли он делает, принуждая Тиля к проверке. С проверкой или без нее – придется давать Тилю серпанин. Адское снадобье. По сравнению с ним тригразин, инъецированный Уйму, – мятная конфетка… «А ты не рассуждай, – сказал он себе. – Серпанин нельзя давать без предварительной проверки мозга – нельзя, и точка. И не рассуждай».

Юнссон подключил последний кабель. Стюард-автомат капсулы сейчас же наполнил ее воздухом – на экране было видно, что серебристый чехол скафандра сжался на Юнссоне, обтянул плечи. Тем временем рядом с первым монитором поместили второй, от Оккама, для кривых мозга, и на нем вспыхнула бессильная и бесшумная гроза сознания Тильберта Юнссона, подсознания и всего остального. Николай мужественно потянул монитор к себе – с чувством отчаяния. Четвертый сеанс за три часа. И после сеанса не будет времени отдохнуть, о великий космос!..

…Отодвигая от себя монитор, он не рассчитал движения – плоская тяжелая коробка полетела в экраны, дернула кабель и рванулась обратно. Невесомость… кто-то перехватил монитор. Кто-то – кажется, Сперантов – подсунул Хайдарову термос с горячим кофе. Николай заставил себя сделать три глотка. Его здорово трясло, не столько от усталости, сколько от сострадания. Бедняга Тиль. Тяжела расплата за тайную ненависть… «Конечно, серпанин. Это сейчас. Но как быть с тобою дальше? Да, надо же устроить консилиум с Жерменом…»

Корабельный куратор сидел рядом. Он еще смотрел кривые. Многоцветное страдание Тиля металось на его мониторе, завораживало взгляд, укачивало, но Марсель наблюдал его равнодушно – поднимал глаза, посматривал то на командира, то на Хайдарова. И, перехватив этот встревоженный, но легкомысленный взгляд, Хайдаров пришел в ярость.