— Иисус воскрешал и исцелял из любви к людям, — развёл руками профессор Натэн. — Он, как и его Творец, любил каждого. Поэтому его ученики и не научилась творить чудеса — они не имели Безусловной Вселенской Любви и проповедовали только страх Божий и жестокие ограничения личности. В итоге ученики, которые хоть что-то поняли, устранились от мира, сделав знания о БВЛ потаёнными — до времени, когда общество будет готово к ним. А сами, молясь в тайных местах, постоянно посылают в мир любовь. Они просветляются ею сами. И Осколки на Земле теряют свою остроту.

— А когда они настанут на Земле, эти лучшие времена? — спросила Лана грустно. — Когда там откроют истину и узнают БВЛ?

Перед её мысленным взором всё ещё мелькали картинки истории этой странной цивилизации, не знающей истинной гармонии мира. Что ж, это их выбор, как говорит досточтимый профессор Натэн.

— Давайте будем оптимистами! — ответил профессор, спускаясь с кафедры. — Во вселенной есть миллионы цивилизаций подобных земной. И успешно миновавших кризисы. Возможно, это удастся и землянам. А на этом наша общая с академиком Атанэной Тиуди лекция закончена. Поблагодарим её мысленно за уделённое нам время.

И аудитория присоединилась к нему, пожелав своим преподавателям успехов, добра и здоровья. Студенты неохотно направились к выходу. Им хотелось ещё о многом спросить досточтимого профессора Натэна. Но, как он любил говорить — всему в этом мире есть своё время и место.

9. Пересечение миров

Гоша сидел на бордюре рядом с бомжами Петром и Василием. А мимо них — к стоянке автобусов и железнодорожному вокзалу — бежал бесконечный поток граждан, потенциальных пассажиров и встречающих.

Гоша только что лишился работы. Вернее — приработка. Его взяли подработать грузчиком на рынке. И то лишь потому, что хворь, именуемая заумными медиками — посталкогольный синдром, а в просторечии — бодун, подкосила в это утро часть бригады. А всё потому что вчера отмечали днюху — день рождения, коллеги Лёхи. А это мероприятие требует самоотдачи и даже героизма. И всё было путём — даже подрались немного — для души, как водится. Но наутро некстати настиг самых героических этот самый синдром бодун, который лечится только тем же клином. Тут-то бригадир Бугор, знавший, что этот местный попрошайка Гоша не употребляет, взял его помочь на разгрузке. И дело сладилось. Но тут некстати явились подлечившиеся коллеги и стали предъявлять Гоше претензии. Мол, подсиживаешь, гад? Уж очень им хотелось продолжить вчерашние развлечения — душа требовала, а своих бить негоже. По крайней мере — так часто. Гоша в ответ всего лишь сделал вежливое замечание — о вреде нецензурной лексики, которая засоряет атмосферу и ухудшает карму. И тут уже был отвергнут всем коллективом грузчиков, уверенных, что брань веселит душу человека и помогает ему волшебно двигать грузы. А когда в этот диспут включился непререкаемый рефери и знаток местной филологии — бригадир Бугор, имевший с бригадой общее мнение, то Гоша тут же выбыл из игры. Тем более, хоть и роняя, что-то, преодолевшие синдром постоянные работники, уже включились в процесс. Спасибо, Бугор — хоть и загрубевшая, но добрая душа — компенсировал труд Гоши за полдня, выдав ему кусок сала, стыренный кем-то из братвы и завалявшийся в подсобке. Сейчас это сало — без хлеба — с аппетитом и благодарностью уплетали Петро с Василием. Петро, глаз которого, как всегда, был украшен очередным радужным фингалом, жмурясь на весеннее солнышко, беззлобно рассказывал историю о том, как вчера, хлебнув пивка на собранные медяки, прилёг отдохнуть прямо на бровчике — на перроне, по местному. И был в полной нирване. Пока на него не набрёл злобный милиционер Костяныч — вечная и неотвратимая кара незаконных вокзальных обитателей.