— Ого! Почему?

— Так врачи в больничке сказали, — заявил Петро. — Ноги до колен оттяпать надо, тогда полегчает.

— Иначе — гангрена, — пояснил Василий. — Но он не дался. Как ему на вокзале без ног жить?

— Так ведь болят!

— А ему до лампочки! Ноги его, как волка — кормят. Убогим да болезным лучше подают.

— А так-то он мужик — кремень! — гордо заявил Петро. — И нас в кулаке держит. И общак. Мы ж все бешенные. И употребляющие. Вон Дембеля за правду чуть не убили. Оно ж так — правда завсегда обидней всего.

— А то мы без него правду не знаем? — завёлся Василий. — Я б тоже дал бы ему! Не люблю умных!

— Ты всяких не любишь! — хмыкнул Петро.

— А общак ваш на что? — решил отвлечь их Юрий.

— Это заначка, — пояснил Василий. — На чёрный день. Дербаним её, когда совсем погано и кусать нечего.

— И для серьёзной подмоги, — добавил Петро. — От ментов кого выкупить, лекарство там купить или ещё что важное.

— Михайлыч, може, и тебе на билет из общака даст, коли вспомнишь, куда ехать. Как Семёну.

— Семёну? Вы ему билет купили? — удивился Юрий.

— А то! Этого Семёна ссадили с поезда за дебош. Он бригадир на стройке был, из командировки возвертался, да пропился вконец. Так Михайлыч билет ему купил и самолично в поезд усадил, — хохотнул Петро. — Чтоб не свильнул в сторону — газовать опять. С собой пирожков дал — на пропитание. А денег — ни-ни.

— Потом он долг вернул, — гордо пояснил Василий, как будто сам был причастен к этому благородному поступку. — С проводницей. Михайлыча ж тут все знают.

— А кем Михайлыч раньше был? — спросил Юрий.

Он не стал заглядывать в его прошлое. Ему почему-то казалось, что тот это почувствует. Не простой мужик этот Михайлыч. Может, бывший кэгэбэшник? Карму исправляет?

— Так кто ж его об таком спросит? — даже удивился Петро.

— Он этого не любит, — хмуро заметил Василий. — Говорит — болтовня Россию сгубила.

"Точно — кэгэбэшник!" — усмехнулся Юрий.