Вечером она рассказала о своем визите; ее рассказ утонул в потоке других слухов. Во-первых, кто-то сообщил о прибытии новой большой партии курсантов. Во-вторых, стало известно, что уже намечена дата их отлета на Клонг. И в-третьих, кто-то сказал, что весь проект аннулируется.

Черт знает что! Нан со злостью швырнула вилку в тарелку.

— Как можно верить во всю эту чепуху? Неужели такое может быть?

Но большинство не обратило внимания на ее вспышку, а на своем бедре Нан ощутила чью-то руку. Это был полковник, который старался держаться поближе к Нан, чтобы, как он говорил, не упустить свой шанс.

— Прекрасная Анна,— сказал он,— не будьте дурочкой. Я кое-что знаю и могу сказать, что все это правда.

Верность одного из слухов подтвердилась на следующее утро. На базу прибыло шестьдесят пять курсантов, одного, вернее, одну из них Анна знала. Это была блондинка, дочь Годфри Миннингера.

Разумеется, все сразу пошло кувырком. Их распределили по комнатам по-другому, чтобы дать место вновь прибывшим. Но не только поэтому, сообразила Нан. Часть старых и большинство новых курсантов поселили в бараке, за километр от старой резиденции. Соседка Анны тоже переехала, и Анна боялась, что снова окажется вместе с полковником Гаем. Но этого не случилось. Он поселился в другом бараке, и соседкой Анны оказалась женщина-агро-1 ном из Канады, специалист по выращиванию злаков в необычных условиях.

Мэгги Миннингер заметила Анну в толпе и помахала ей рукой. Но поговорить им не пришлось. К тому же Анна и так на целый час опоздала на встречу с Ширли.

Ширли была не просто объектом изучения. В мозг Нан проникли шаристские песни. Сначала она понимала только простые фразы, потом стала воспринимать абстрактные понятия, а затем полностью вжилась в образ чуждого ей существа. Она никогда не считала себя певицей, но Ширли была снисходительна. Они часами пели друг другу, и песни Ширли становились все печальнее, все чаще отчаяние звучало в них. Иногда ее пение делалось бессвязным. Она рассказала Нан, что является последней из десяти прибывших с Клонга на эту негостеприимную для них Землю. Она понимала, что жизнь ее на исходе, что ей никогда больше не придется петь в стае. И она была трижды права. Ей было уже не суждено вернуться на родную планету.

Через два дня ее не стало. Придя в зоосад, Анна увидела, что клетка пуста, а Джулия Арден дезинфицирует ее.

— Не расстраивайся,— сказала Джулия.— Ты узнала все, что должна была узнать.

— Я плачу не из-за того, что не успела научиться всему, что надо. Я потеряла нечто дорогое...