Пружинисто скачущая вокруг тяжеловесной соперницы Ярка наконец успевает провести удар. Амазонка гневно рычит и меняет тактику. Теперь и она не бросается почем зря, а выжидает удобного момента. От очередной атаки Соколовой снова удается увернуться, но пенсионерка таки не зря жизнь в диком племени прожила — она предугадывает этот маневр. Удар левой настигает Ярку вскользь, но и этого достаточно, чтобы та кувырком полетела на траву. Толпа радостно взревывает. Альфа пытается закрепить свой успех, прыгнув на поверженную соперницу, но Соколова моментально перекатывается, вскакивает и еще успевает отвесить просвистевшей мимо амазонке крепкий пинок.

Глаза у седовласки наливаются кровью, и я всерьез начинаю опасаться, что после этого боя перед тем как затолкать Соколову в капсулу, сперва придется долго и муторно собирать ее с этой полянки по кусочкам. Сама же Ярка хладнокровно продолжает свои танцы воробьиной гидры вокруг кипящей злобой противницы. Пенсионерка отлично понимает, что ее преимущество в грубой силе, а не в плясках, и атакует с удвоенной яростью снова и снова. В какой-то момент они сплетаются в один ком и катятся по лужайке, ожесточенно лягаясь и молотя друг друга кулаками.

Кончаются эти покатушки не в Яркину пользу: когда пыль и клочья растений оседают, альфа пытается усесться верхом на бешено извивающуюся под ее весом Соколову. Под глазом у амазонки наливается фингал, а челюсть как-то свело набок. Страшно представить, на что тогда похожа несгибаемая колонистова дщерь, которая, очевидно, скорее согласится на вырванные конечности, чем на признание честного и достойного поражения. Наверно, стоит закрыть глаза, чтобы не видеть финального аккорда этого безобразия. И может даже, заткнуть уши… треск костей чертовски неприятный звук. Но тут долину сотрясает поистине нечеловеческий вой, который мог бы исторгнуть, вероятно, лишь тагаранец, обнаруживший покражу пра-пра-прадедушкиного замшелого арбалета. А в следующий миг верхом на альфе восседает уже Соколова, с явным удовольствием выкручивая той руку каким-то наверняка особо жестоким болевым приемом. Толпа дружно ахает.

— Нечего свои псевдоподии тянуть к чужим адамам! — мстительно приговаривает Ярка, сплевывая кровь. Под глазом у нее тоже намечается знатный фонарище, на лбу красуется ссадина, да и левую скулу окрасил отнюдь не девичий румянец, а начинающий багроветь синячина, но боевой задор ничуть не угас. Амазонка пытается сбросить наглое божественное семя, но то посильней нажимает на вывернутую конечность, и судья поспешно свистит. Бабка тоже не из тех, кто сдается, а лечение сломанных костей глиной и травками дело нудное и долгое, и никому взваливать на себя его неохота. Однако почему-то, когда Ярка спрыгивает с поверженной противницы и, прихрамывая, отходит, та со сдавленными стонами хватается вовсе не за руку. Вместо этого она катается по полянке, судорожно держась за пятую точку. И вот тут-то я начинаю догадываться, что Соколова плевалась вовсе не своей кровушкой. Ай, да Ярка-искусательница!