Подпрыгнув в кресле, резко разворачиваюсь и машинально хватаюсь за трофейный, разряженный до нуля станнер — очень уж колыхание развоплощающегося плазмогада напоминает. Однако это всего лишь Шухер, мечтательно дирижирующий растопыренными во все стороны щупалками в такт одному ему слышимой музыке — должно быть, обеденной рапсодии. А может, колыбельные несостоявшемуся хвостовому властелину Галактики переливчатыми трелями всех пустых желудков наигрывает.

— Обед готов, — блаженно прижмуриваясь и облизываясь сразу несколькими языками, докладывает он. — Будить остальных? Не лежать же им бревнами, пока все кушают?

В селекционные таланты нашего экс-дока я теперь верю шибче, чем санторианец — в силу очистительных молитв, а вот прочие его познания не внушают мне такого же оптимизма. Еще ткнет ненароком в какую-нибудь кнопочку и отправит нам соратничков в полугодовой анабиоз. Поэтому заверяю его, что как раз собиралась в компесанционный зал — проверить, как там наши подстрелыши. Может, запущенный режим пробуждения поможет им от последствий станнера быстрее очухаться? Варг тоже уже удалился копаться в движке, и «Дерзающий» шпарит на автопилоте. Убедившись, что все работает как подобает, отправляюсь расталкивать наших спящих красавцев.

Проверив жизненные показатели, которые высвечивает капсула, прихожу к выводу, что они вполне близки к нормам. Так что, наверно, очнутся Бас с Рекичински без проблем. Таковые у последнего начнутся только после встречи с Нюком, которого, похоже, расправа с двойником суперкарго лишь раззадорила, как те серые кубики — мой аппетит. Пилот оказывается уже бодрее лакийца в гоне и, стоит только крышке приподняться, выпрыгивает из заточения, подобному переспевшему славийскому арбузу, срывающемуся с бахчи перед тем, как разлететься на кусочки.

— Какого гирганейского я снова в этой морозилке, сверхновая ее поглоти?! — взревывает он и тут же издает утробный стон, запуская пальцы в стоящую дыбом медную шевелюру — похоже, от побочек парализатора почивание в капсуле не избавляет. — Что за косорукий центаврийский дрок засел за штурвалом?! Он что, не видит, что мой красавец идет с правым креном не меньше, чем на две сотых градуса! И что это за звук? Опять что-то с дюзами? — наклонив голову и страдальчески скривившись, прибавляет Бас.

«Какой может быть крен в открытом космосе без определенных ориентиров?» — недоумеваю я, но благоразумно помалкиваю. Да и вообще, когда сама очнулась после пленения — крен у меня во всей центральной нервной системе был покруче, чем на две сотых градуса. А у Басилевса это уже вторая отключка за какие-то несколько часов.