За всё приходится платить. Простая истина, от которой иной раз лезешь на стены. И от которой никуда не деться. Никому. Никогда.

ГЛАВА 4

ГЛАВА 4

Посёлок Отрадное, Старая Терра, локальное пространство Солнца, Земная Федерация, двадцать девять лет назад

   Дорога улетала назад с приличной скоростью. Я любила скорость, но до таких значений сама ещё не разгонялась. Подежуришь в травматологии, посмотришь на любителей погонять и подумаешь: а, ладно… тише едешь, дольше проживёшь. Впрочем, в городе регламент жёсткий, не разгонишься, даже если захочешь. А за городом я, прожив на Терре почти год, ещё не бывала. Не приходилось к случаю.

   За городом на скоростных трассах порог ограничений был иным. Здесь, наоборот, ограничивалась чересчур тихая езда, и оно понятно. Тихоходники могли создать нешуточную угрозу.

   Игорь Жаров вёл машину, Нохораи укачалась и задремала на заднем сиденье, а мы с Ане потихоньку болтали о всякой всячине. Обеим было что рассказать. Наконец мы свернули с трассы на дорогу к Отрадному, встречных машин сразу стало намного меньше. В Отрадном жило порядка полутора тысяч семей, как здесь считали. Каждая семья насчитывала несколько поколений, и в общей сложности средняя численность проживающих в одном домовладении колебалась от пятидесяти человек до ста пятидесяти. Традиции…

   По правую руку, за заснеженными холмами, разливалось странноватое серебряное свечение, отчётливо видимое в неярком вечернем сумраке белой ночи.

   – Что это? – любопытно спросила я.

   В тёплом салоне словно повеяло холодом. Ане напряглась, но ответил Игорь:

   – Долина Памяти.

   – Кладбище, – неохотно пояснила Ане в ответ на мой непонимающий взгляд.

   Очень неловко получилось.

   Нас встречали. Орава детишек, сумрачный мальчишка лет четырнадцати и девушка с тросточкой. Я сначала не поняла, зачем ей трость, решила, что травма, но, уже в доме, разглядела полностью седые волосы, сухое лицо, по– птичьи тонкие, прозрачные пальцы со старческими пятнами на коже, и мне захотелось бежать отсюда с воплями. Не я ли вчера поминала прогерию Эммы Вильсон? Получи, так сказать, наглядное пособие. Семнадцатилетнюю старушку звали Настей и обращались с ней, как со всеми, то есть, не выделяли особенно и не демонстрировали по отношению к ней какую– то отдельную жалость. Правильно. Жалость убивает даже здорового, а тут…