– Да, – сурово сказала я. – Клизмой. Во– от такого размера, – я показала ладонями, какого именно.

   – Не– ет, я лучше в шапке останусь, – рассудила вредная девчонка, и унеслась на горку к приятелям.

   За детьми присматривал Мэтт Шоквенерем. И у него настолько ловко получалось, даже немного завидно было. Я с одной– то девчонкой не всегда без шлепков справлялась, а у него под началом было голов пятнадцать разновозрастных ухарей.

   Я успела узнать, что из старших Жаровых, кроме Игоря, двоих юношей семнадцати и шестнадцати лет, учившихся в Новогородском Лицее, и младшего брата– подростка, которого звали Андреем, никого уже не осталось. Старшие братья и братья по отцу и по матери – погибли, мать ушла несколько дней назад по старости. Осталась только мелюзга, умирающая Настя и Мэтт.

   За спиной скрипнул снег. Я обернулась и увидела Андрея. Он кивнул мне, я кивнула в ответ. И тогда он сказал, явно имея в виду Мэтта:

   – Я его поначалу ненавидел. Не понимал, что мать в нём нашла. Бесился. Считал, что она память отца топчет.

   Я тихо слушала. Выговориться парню хотелось, ясное дело.

   – А он ничего себе так. Вон с ними возится… любят они его. У нас скоро девчонка его появится.

   – Как это? – не поняла я.

   Андрей посмотрел на меня. Глаза у него оказались светлые, серые, как у брата.

   – Ну, право на посмертного ребёнка, – объяснил он. – Каждый вправе оставить после смерти одного ребёнка. Мать захотела, чтобы девочка и чтобы на Мэтта похожа была. Волосы, глаза, конопушки и всё такое. Так– то она будет наша. Биологически наша, то есть. На алаурахо наши паранормы не адаптированы. Она в Тойвальшен– Центре, в аппарате искусственной утробы, сейчас. Осенью родится. Мы ей уже имя дали, по матери – Ольгой будет.

   Я тщательно переварила в себе услышанное. Так вот почему в семье столько маленьких детей! Посмертные дети ушедших, ведь все мужчины Жаровых, и некоторые женщины, служили в федеральных войсках, а там риск получить своё достаточно высок. Плюс короткий срок жизни. Наверное, правильный обычай. Наверное, местным иначе нельзя…

   – А Настя? – спросила я. – И она тоже имеет право на ребёнка?

   – Нет, – качнул головой Андрей. – Ей нельзя.

   Правильно. Жестоко, но правильно. Прогерия Эммы Вильсон передаётся по наследству, до сих пор не известны все сочетания генов, причастных к возникновению этой дряни. Какие– то известны и их стараются исключить при подготовке к зачатию, но не все, иначе такая прогерия не возникала бы у детей же очень давно. Зачем портить генофонд, когда его можно не портить?