Для этого имелись неопровержимые доводы. Среди нас все больше становилось тех, кто считал «маскарад» неприемлемым в новом, лучшем обществе. Никому не только не приходилось по душе рвать корни и начинать все сначала каждые несколько лет, но их раздражал сам факт необходимости жить во лжи в обществе, где честность и искренность являлись привычными для большинства. Кроме того, Семейства многому научились благодаря нашим исследованиям в области биологии, что могло бы стать немалым подспорьем для наших несчастных короткоживущих собратьев. Чтобы помочь им, нам требовалась свобода.

Эти и подобные им причины стали предметом для споров. Однако возродившийся обычай идентификации личности сделал «маскарад» практически непригодным. Здравомыслящий и мирный гражданин не против идентификации своей личности при соответствующих обстоятельствах, хотя в любое другое время готов защищать свое право на частную жизнь, – так что возражать мы не осмелились, опасаясь вызвать ненужное любопытство и стать некоей эксцентричной группой, в итоге чего вся цель «маскарада» лишилась бы смысла.

В силу необходимости мы все прошли идентификацию. Ко времени собрания в 2125 году, одиннадцать лет назад, стало крайне сложно подделывать новые документы для все возраставшего числа тех из нас, чей официальный возраст не соответствовал внешности. Мы решили в порядке эксперимента позволить десяти процентам добровольцев рассказать всем, кто они такие, и понаблюдать за последствиями, храня при этом все остальные секреты организации Семейств.

Результат, увы, оказался вовсе не таким, как мы ожидали, – закончил Джастин Фут.

Несколько мгновений все молчали, затем заговорил крепко сложенный мужчина среднего роста. Волосы его слегка отливали сединой – что было необычно среди данной группы, – а лицо выглядело загорелым, словно у астронавта. Мэри Сперлинг сразу его заметила, и ей стало интересно, кто он такой, – ей понравилось живое выражение его лица и отрывистый смех. Но собрания совета Семейств мог посещать любой из членов, так что особо она об этом не задумывалась.

– Ну же, говори, приятель, – сказал он. – В чем суть твоего доклада?

Фут повернулся к председателю:

– Ее должен изложить наш старший психометрист. Я выступил лишь с предварительными замечаниями.

– Чтоб тебя! – воскликнул седой незнакомец. – Приятель, ты что, готов признать, будто тебе нечего сказать, кроме того, что мы и так уже знаем?

– Мои замечания легли в основу… и меня зовут Джастин Фут, а не «приятель».

– Брат, – решительно вмешалась Мэри Сперлинг, – поскольку ты обращаешься к Семействам, не будешь ли ты так любезен назвать свое имя? Прошу меня извинить, но я тебя не узнаю.