Она двинулась навстречу Хранителю Истории.

Дуги, склоняя головы, безмолвно расступались перед Хранительницей Красного Кристалла.

ЛЮКА. ПРОЩАНИЕ С АНТАРЕС

ЛЮКА. ПРОЩАНИЕ С АНТАРЕС

Стоим это мы на пустыре, вечер уже, темно. Психов всех, мертвых и раненых, врачи увезли. Полицейские возле дымящихся бронетранспортеров суетятся. Хоган с ребятами час назад из муниципального участка прибрели, сказали, что выпустили их… Вон, сидят в стороночке, покуривают, на нас поглядывают…

А я на Антарес смотрю и глазам своим не верю. Она же, когда жлоба этого, инопланетянина трехметрового, завалила, сразу на его звездолете улетела, даже слова мне не сказала. Я уж думал, не увижу ее никогда. Ан нет — вот она! Стоит, руками шею мою обвила и в плечо мне носом уткнулась. Плачет. Я глажу девочку мою по спинке ее худенькой и чувствую, как дрожит она вся. Холодно ей, конечно, да и голодная, наверно…

Не знаю, что думать.

А она поднимает ко мне мокрое от слез личико и шепчет:

— Я люблю, люблю тебя, Люка, милый мой…

— Так что ж ты плачешь-то, девочка? — ласково спрашиваю я. — Ведь хорошо все! Мы вместе. Ребята живы, Хогана, вон, выпустили. И ты же говоришь, что нас теперь полиция не тронет?

Она отстраняется и горячо шепчет:

— Нет, никто вас теперь не тронет, Люка! Я уж за этим прослежу! Только…

— Что «только», девочка?

— Не могу я с вами оставаться, милый! — говорит. А сама уже навзрыд плачет. — Не могу! Дальше мне идти надо…

Я понимаю. Все понимаю, о чем она говорит. Поэтому глупых вопросов не задаю. А в сердце колет так… Я глажу ее по голове, по плечам:

— Не забывай о нас…

Она снова как закрутит головой:

— Нет, Люка, нет! Что ты говоришь такое! Я ведь ради нас все делать буду! Ради тебя, милый, любимый!

И здесь мне больно за нее стало: чего это она из-за меня так убивается. И решаю ей сказать правду. Ну, чтоб облегчить, что ли, чувство ее:

— А я, Антарес, не знаю, что такое любовь…