— Молчи! Он совсем близко! — ага, Керьялу орать разрешается, его никто, кроме меня, не слышит. — Попытайся тихо спуститься вниз и спрятаться на каком-то из ярусов!
Легко сказать! А о том, что все нижние уровни забиты голодными гномами, он, разумеется, запамятовал. Я бы лучше в огненную чашу прыгнул, чем оказался вновь среди мелких зубастых недорослей! Да и не станут они снова меня покрывать даже в личных интересах, скорее уж выдадут в надежде на внеочередную порцию картошки.
Вампир продолжал сыпать советами по поводу игры в прятки, но у меня имелось собственное мнение, и заключалось оно в том, что раз уж я пережил лежание в гробу с древней покойницей, то и главу Семьи провести смогу. Только бы поймать кого-нибудь из его подручных! Мой нынешний полуодетый облик подозрителен сам по себе, и Дайлен усомнится, правда ли, что нечто грязное, в травяной юбке на него работает.
Кажется, ночной спешил. Его присутствие чувствовалось все отчетливее, заставляя меня прибавлять скорость и обдирать кожу на поворотах лестницы.
Дикий план притвориться если не помощником, то хотя бы помощником помощника, так захватил мои мысли, что на показавшегося впереди надсмотрщика я бросился чуть ли не с распростертыми объятиями.
— Маргет! — пожарными колоколами грохнул в голове Керьял.
Жаль, он опоздал…
Последнее, что мелькнуло передо мной, — ненавистное лицо убийцы и его тонкие губы, растянувшиеся в злорадной ухмылке, а затем вокруг заплясал зеленый огонь…
Я закричал? Да, я рвал глотку так, словно от этого зависела моя жизнь, и мне совсем не стыдно. Это ведь уже происходило — не со мной, а с тем детенышем оборотней, чье тело теперь принадлежит мне. И тело, и самое страшное воспоминание.
Не понимаю, как, но мои пальцы сомкнулись на горле Маргета. Клянусь, страх в его взгляде, на миг пробившийся сквозь пелену магии, был самим настоящим!
Потом умолкли даже проклятия Керьяла…
— Пожалуйста, очнись! — давным-давно в безмятежной прошлой жизни эти слова не раз произносил дрожавший от волнения нежный голосок.
Тогда они означали, что очередная подружка до глубины тонкой девичьей души поражена жестокостью своего отца-брата-дяди-друга семьи и обещает сделать все возможное, дабы облегчить печальную участь моего старательно (но чаще всего несильно и неумело) избитого тела.
Отчего-то казалось, сейчас все будет немного по-другому.
— Няв, маленький мой, открой глазки, — и Рех меня забери, если я раньше не слышал этот тон. — Ну же, малыш, очнись… Ты сильный мальчик, ты сможешь! Сынок…
Вырываться из сладкого полузабытья, в котором меня обнимают мягкие женские руки, а голос, чем-то неуловимо напоминающий мамин, успокаивающе шепчет на ухо разные приятности, не хотелось. Зачем? Чтобы снова очутиться в мрачном подземелье, где на одного живого тысячи мертвых? Нет уж, нашли дурака! Чересчур неприглядная вокруг реальность, чтобы обменивать на нее чудесные миражи.