– Ты же знаешь… Ты же понимаешь, что это только минутная слабость… ошибка, – оправдала она печальное начало несчастным продолжением.
– Мне эта ошибка понравилась, – без всякой улыбки произнес он.
Она на секунду умолкла, судя по выражению глаз, решала, стоит ей заплакать прямо сейчас или несколько позже.
– Мне тоже было… приятно. – На месте слова «приятно» могло оказаться, видимо, и какое-то иное слово. – Но между нами ничего не может быть… Ничего такого…
Она все же довела дело до конца и поставила в этом конце жирную нехорошую точку. По крайне мере, Даша говорила то, что думала, а не морочила голову, как это любят делать ее коллеги по половой принадлежности. Мысли ее текли грустными зелеными ручейками, привлекая Кирилла даже больше, чем в период веселых фейерверков. У него самого в голове разлилась неприятная заторможенность. Нужно было что-то ответить. Она явно ждала ответа. Только вот что? Никаких вменяемых идей на ум не приходило.
– Ты же не обижаешься, правда? – первой не выдержала Даша.
Молчание вообще тяжело дается зомби-девушкам. Обычные девушки, кажется, в этом мало чем от них отличаются. Вопрос был, по меньшей мере, странным. Действительно, а обиделся ли он? Можно ли назвать то чувство щемящей пустоты внутри обидой. Нет, наверно, нельзя. Обида – это что-то другое. Это, когда тебя обещали в детстве свозить в зоопарк, а вместо этого отвели к стоматологу. Или, когда ты идешь по улице, и тебя окатывает грязью из лужи проезжающий мимо зомбимобиль, а ты стоишь и ругаешься, четко осознавая, что умчавшемуся прочь уроду твои оскорбления даже не слышны. Вот тогда ты испытываешь обиду. А когда самая привлекательная во всем известном тебе мире девушка (по твоим текущим представлениям, естественно) после самого страстного (опять же, исходя из твоего видения) поцелуя сообщает, что это была досадная ошибка и между вами ничего «такого» не было и быть не может… Нет, это точно не обида.
– Правда, не обижаюсь, – вполне искренне ответил Кирилл и вернулся к поглощению яичницы с ветчиной.
Дашу такой ответ естественно не удовлетворил, и, более того, раздосадовал. Она выпятила вперед нижнюю губку и угрожающе свела брови.
– Мы же останемся хорошими друзьями? – с вызовом спросила она.
Он утвердительно промычал в ответ. Говорить с набитым ртом было неудобно, но для убедительности он дополнительно подмигнул ей.
– За эти дни ты стал мне не чужим человеком, – не оставляла она щекотливого вопроса. – Не хотелось бы это терять.
Он прожевал и наспех проглотил кусок ветчины и торжественно ответил: