По моим расчетам, мы углубились в чащу достаточно, чтобы нас не смогли увидеть или подслушать, и только тогда я повернулась к Эдмусу.

С таким выражением лица, что спирит решил не испытывать судьбу и отдрейфовал от меня подальше, на всякий случай приготовив крылья к резкому взлету.

— Гнев вреден для лица, — поведал он мне, — если бы ты знала, как ты прекрасна, когда улыбаешься!

Я почувствовала, что уголок рта сводит судорога — когда я успела нахвататься этого от Веслава? Кстати, о Веславе…

— Значит, ты с самого начала был в курсе?

Я задохнулась от возмущения, но Эдмус не стал ожидать, пока я разовью мысль: он тут же повалился на колени, отчаянно протягивая ко мне руки.

— Это все подлая натура спирита! Я столько раз хотел рассказать: мол, знаешь ли ты об аппетитах здешней доминессы? Даже несмотря на обещание Веслава вытряхнуть из меня душу, если я кому-нибудь что-нибудь…

— Веслав тебе запретил? — так я и знала, что мы в это упремся!

— Нет. Он просто пообещал вытряхнуть из меня душу, но глаза у него в этот момент были честными-честными… Только ты не думай, что он с самого начала знал, кто такая Даллара. Нет, он понимал, что с ней что-то не то, но пока он свел воедино все странности ее поведения — мы успели вернуться из путешествия, а турнир уже почти начался. К этому времени Веслав уже был уверен, оставалось только придумать, что делать дальше, ну, вот он и сделал. Но Даллара его точно интересовала больше других — помнишь, что я тебе говорил?

Да уж. Если бы у меня тогда хватило ума это правильно понять…

— Но почему он открылся только тебе?

— А я был вторым в нашей Дружине, кого Даллара не могла прочитать. Помнишь, как у того ментальника из нейтралов голова разболелась, как только он на меня глянул? Веслав говорил правильно, — он с гордостью ухмыльнулся и постучал костяшками по лбу, произведя звук, какой бывает, когда стучишь в пустой глиняный кувшин со стенками средней толщины. — Мой поток мысли расшифровке телепатами не поддается. Я иногда сам себя с трудом понимаю, ну, впрочем, себя-то зачем понимать? Живешь себе и не квакаешь.

Последняя фраза показалась мне навеянной воспоминанием об Ыгх. И точно — глазки у Эдмуса определенно светились ностальгией, так что я могла бы его даже заподозрить в супружеской неверности, если бы не видела его в битве против моонов, рядом с Ифирь. Там точно была минута абсолютной искренности.

— Только не говори мне, что Веслав ничего к ней не чувствовал! — вспыхнула я, припомнив некоторые реалии нашей миссии. — На арене — пусть, но ведь до этого… хочешь сказать, он играл все время? Что все его откровения, что их встречи…