Мысленному взору Изомиры открылось жуткое видение: вся Янтарная цитадель заполнена злом. Лафеом, владыка Поэль, Граннен, Серпет, даже Намания – все они кружат обок царя, питают его бредовые видения, помогают плести черную паутину…

– Что же ты такое? – прошептала Изомира.

Архитектор замер вдруг. Черные его зенки разом запульсировали, словно он понял – девушка прозрела в нем яд, но пытаясь запугать ее, он лишь открыл истинное свое лицо…

Их прервал стук. Мгновение улетело. Отвернувшись, Изомира подняла взгляд и увидела, как открывается потайная дверь.

На пороге стоял царь. Грудь его вздымалась, рот был приоткрыт, глаза закатывались. На руках его была кровь, красные пятна на камзоле, и край мантии оставлял на полу багровый след.

Изомира, шатаясь, поднялась на ноги, подавляя неслышный визг. Юбка ее зацепилась за игральную доску, и фигуры разлетелись по полу.

Гарнелис ткнул в нее пальцем.

– Вон, – приказал царь. Он шагнул к ней, и она увидела на дрожащей его руке кровь, таящуюся в морщинах. – Уходи!

И она побежала.

Коридоры вели вокруг нее хоровод, бесконечные и пустынные, озаренные неяркими фонарями. Она заблудилась; в груди кололо, не хватало воздуха, ныли ноги, но она продолжала бег. И не царь преследовал ее в воображении, а Лафеом, с улыбкой на бледном лице.

Коридор уперся в вызолоченные створки. Дернув за ручку, девушка влетела внутрь и захлопнула двери за собой. Изомира оказалась в огромной гостиной; двери по левую руку вели в спальню, к просторной постели под балдахином – и в проеме дверей стояла женщина в полосатом шелковом платье, потрясенно взирая на Изомиру.

Девушка вжалась в дверной косяк. От усталости у нее так болели ребра, что она не могла говорить.

Женщина неторопливо двинулась к ней. Лицо ее под безупречно уложенными седыми волосами было исполнено царственного величия, достоинства и силы. Платье было так накрахмалено, что плыло вместе с хозяйкой, как галеон.

Серебро, золото, чернь смешались перед глазами Изомиры. Она рухнула, и дворянка подхватила ее. Потом оказалось, что девушка лежит на широкой кровати, задыхаясь, а комната то скрывается во мраке, то вновь выходит на свет.

– Вот так, дыши глубже, – подбодрила ее дама. – Сесть и не пробуй. Бедняжка.

На лоб девушке легла тряпица, мокрая и восхитительно холодная. Голова кружилась все меньше, силы постепенно возвращались к Изомире. Глянув на даму, она поняла, что сильное, красивое ее лицо не меньше, чем лик царя, обезображено тяжким гнетом. И что-то в нем было знакомое.

– Как тебя зовут? – спросила дама. У нее и голос был внушительный.