Сестра Тюльпан что-то пробурчал в ответ и, затормозив подошвами, остановился у парапета. Два скулящих и лающих мешка полетели вниз.

— Это, ять, всплеск, что ли? — недоуменно вопросил сестра Тюльпан, всматриваясь в темноту.

— Какая разница? Бежим!

Снова набирая скорость, господин Кноп неуютно поежился. Он не понимал, что с ним сделали в том сарае, но ощущение было такое, словно он прошел по собственной могиле.

А еще он чувствовал, что за ним гонятся не только стражники, и поэтому побежал еще быстрее.

Несколько неохотно, но поразительно стройно и гармонично, потому что никто не умеет петь более гармонично, чем хор гномов, даже если песня совсем не о золоте, а о том, как хочется напиться чистой водицы[14], гномы начали вторить словам. И их пение, казалось, немного успокоило Отто.

Кроме того, прибыл аварийный запас ужасной кровяной колбасы. Для вампира эта колбаса была все равно что картонная сигарета для заядлого курильщика, но, по крайней мере, он мог хоть во что-то вонзить зубы. И когда Вильям наконец смог оторвать свой взгляд от ужасных теней, Сахарисса уже вытирала лоб Отто носовым платком.

— О, йа опять так устыжен, куда теперь девайт моя голова…

Вильям показал ему снимок.

— Отто, что это такое?

У теней были огромные кричащие пасти. У теней были выпученные глаза. Они не двигались, пока ты смотрел на них, но, если ты бросал на картинку второй взгляд, создавалось отчетливое впечатление, что тени каким-то образом переместились.

Отто поежился.

— Йа пользовайт всех угрей, что имейт.

— И?

— Какой ужас… — пробормотала Сахарисса, отворачиваясь от извивающихся в адских муках теней.

— Йа ощущайт себя ни на что не годным, — признался Отто. — Очевидно, они проявляйт очень сильную силу…

— Расскажи нам, Отто!

— Йа, йа, хорошо… Ты ведь знавайт, что иконографии не умейт лгать?