Тут вдруг сумка, стоящая на деревянной скамье у моего бедра, подскочила вверх и пропала. Я подняла глаза от страницы – Гунар, уже повесив свой сундук через плечо, хватал мое имущество.
– Остановку провороним!
Нам только этого недоставало. И так мы, положившись на расписание электричек, основательно опаздывали на эту выставку. Никого не предупреждая, железнодорожники взяли да и отменили несколько невыгодных рейсов. Наша железная дорога, из-за таможенных и визовых заморочек почти лишенная транзита, понемногу помирала.
Мы прибыли в прелестный маленький городок, смотреть на который не было никакого времени и никакого настроения. Хватило вокзала, где в ряд стояли женщины с большими сумками и корзинами. Они кинулись по вагонам – предлагать домашние пирожки.
Городок обнищал. Его допекла безработица. Пирожки были для многих семей единственным средством получить наличные деньги. Картошка и огурцы к столу росли на огороде, а латы, чтобы платить за газ и электричество, почему-то нет.
Я проскочила мимо женщин – а Гунар застрял. Он не успел пообедать в Риге, а тут пирожки были вдвое дешевле столичных. Вот он и нахватал целый пакет, а потом жевал их на ходу, через каждые четыре шага по-джентльменски поднося пакет к моему носу, чтобы и я соблазнилась.
– С тобой не соскучишься, – хмуро сказала я Гунару, когда мы вошли в парк. Там уже собралась скромных размеров толпа – выставку под открытым небом, естественно, начали открывать без нас.
Честно говоря, мне вовсе не хотелось писать про эту экспозицию. И Гунару не хотелось ее снимать. В том, что мы опоздали, наверно, было виновато и наше подсознание – оно всеми силами противилось такой нелепой трате времени.
– Ты тут долго собираешься торчать? – спросил Гунар. – Мне еще бежать в музей, репродукции делать. А потом всю ночь проявлять и печатать.
– Ты старый халтурщик, – этот сомнительный комплимент я произнесла довольно ласково, даже похлопала Гунара по плечу. Он улыбнулся.
– Как Лига?
– Последние дни дохаживает.
– Ты женился на сумасшедшей, – вполне убежденно заявила я. – В наше время рожать пятого ребенка может только сумасшедшая.
– Теперь ты видишь, как я ее люблю? – усмехнулся Гунар.
Мы по газону обошли толпу и увидели героев торжества. Трое тощих бородатых юношей с отсутствующим взглядом и девушка, одетая в серые лохмотья, стояли особо – и на них указывала рукой молодая красивая ораторша. За спиной ораторши сгрудилось какое-то местное начальство, явно не понимавшее высокого смысла события.
– …подлинно латышские корни этого искусства!.. – вещала ораторша в микрофон. – Душа народа проявилась!..