А полковник Наполеон сидел на биваке у костра, очень недовольный всем происходящим, сердитый на командование, решительно не понимающий, почему прусский корпус так бездарно застрял в Курляндии, даже не в силах окончательно перебраться на правый берег Даугавы, она же, как писано на всех картах, – Двина. Он думал, что на месте императора поступил бы куда разумнее, решительнее, стратегически и тактически грамотнее, и вставала перед его внутренним взором картина каких-то иных военных действий, всеобъемлющих, грандиозных! И бедный ум, не выдерживая напряжения, перерождался во что-то совсем иное…

А старый садовник Прицис тихо радовался, глядя на спящего внучка. Теперь он был уверен, что парень в жизни не пропадет, и в немцы выйдет, и дети его по-латышски уже ни слова не скажут, потому что ходить будут не в постолах, а в господских туфлях. Но пра-пра-правнуки – скажут, потому что это войдет в моду, сменив немецкую речь. А нужно будет – по-русски заговорят, да еще с какой охотой! Так и будут вертеться…

Зато в супружеской спальне барона фон Нейзильбера было не до сна. Долго еще выясняла госпожа баронесса подробности той безумной ночи. И не столько приводило ее в ярость грехопадение четырех дочек из пяти, сколько то печальное обстоятельство, что ей-то самой ни капельки блаженства не перепало!

Конечно, знай она, что честь гусарского мундира столь блистательно не посрамил бродячий цыган Ешка, ей бы стало куда легче. Но задача, которая стояла перед супружеской четой изначально, осложнилась еще больше. Не просто пять девиц нужно было выпихнуть замуж, а одну девицу и четырех юных греховодниц. Об этом она и толковала мужу со слезой в голосе.

А господин барон и слушать ее не желал. Он уже заранее представлял, что ему скажет Бауман, когда приедет и увидит, что пленник исчез. И что скажет полковник Наполеон по тому же поводу…

– Да перестань ты, мой ягненочек, думать о пустяках! – возмутилась госпожа баронессса. – Ты скажешь Бауману, что налетели черные уланы и увезли гусара. А полковнику скажешь, что его забрал Бауман.

– Они же рано или поздно встретятся! – воскликнул господин барон.

– Все равно они друг другу не верят, – сказала наблюдательная госпожа баронесса. – Не поверят и на этот раз. Ты лучше подумал бы о детях!

И пришлось-таки господину барону до самого рассвета вникать во все подробности той бурной ночи…

А человек, которого звали Христиан Христианович Шмит, не спал совсем по другой причине. Он сочинял доклад.

– Господин генерал! – вдохновенно говорил он, глядя в воображаемое строгое лицо, обрамленное бакенбардами. – Мои вольные егеря замечательно себя проявили! По приказанию командира батальона Кременчунского пехотного полка господина Тильшевского мы переправились через реку, истребили немалое количество врага, пожгли заготовленные им во множестве фашины и туры, а затем благополучно вернулись к батальону. Верите ли вы теперь в пользу от народного ополчения? А ведь мы еще не звали к себе волонтерами жителей Курляндии, из коих немало теперь скрывается по лесам! А ведь к нам еще присоединятся прусские дезертиры! Напрасно, что ли, везли мы с собой листки со статьями против Бонапарта, которыми снабдил нас господин Меркель?