Господин поручик Шмит чувствовал, что его несколько заносит, но угомониться не мог.

И другой человек, Гарлиб Меркель, не спал, вычитывая эти самые листки, посмеиваясь над знакомыми, но все равно радующими душу карикатурами. Недавно ему написали, что сам Гаврила Романович Державин (сам!) перевел на русский язык ее воззвание к жителям остзейских, сиречь прибалтийских провинций, сиречь – Литвы, Курляндии и Лифляндии. И якобы хочет тиснуть в «Вестнике»! Отчаянные планы реяли в душе господина Меркеля, мерещилась и ему вдали крестьянская вольность, и он готовился воевать за нее спокойно и твердо, не с вилами в руках, а с экономическими статьями и строгими цифрами. Как и Бротце, он своего добился – всего лишь четыре года спустя цать Александр в порядке эксперимента первыми из всех российских крестьян освободил именно остзейских. Экспериментом, правда, и ограничился.

А еще один человек, фамилия которого была фон Эссен, а должность – рижский генерал-губернатор, сидел в кабинете и даже не смотрел на пустой стол, куда еще три часа назад следовало бы выложить бумаги из сафьянового портфеля.

Он смотрел в окно и видел Даугаву, а за рекой был курляндский берег, тот, где сейчас хозяйничали пруссаки. И не знал фон Эссен, долго ли ему еще занимать кабинет, поскольку в Петербурге при дворе были очень недовольны историей с поджогом предместий. И он даже выяснил, кто именно из людей Якова Ивановича де Санглена приложил к сему руку… Карьера, можно сказать, бесславно рухнула. Что же остается – пулю в висок?

Год спустя так и случилось.

Были еще два человека, звали их Каспар и Петерис. Эти спали беспробудным сном и собирались проспать очень-очень долго…

Словом, как и положено ночью, кто-то вовсю отдыхал, кто-то, отрешившись от дневной суеты, отпустил мысли на свободу…

Странные вещи приходили на ум Паризьене, как если бы она обрела способность видеть сквозь густой туман десятилетий. И показалось ей на минутку, что не одна она на этом свете, есть где-то в пластах времен ее зеркальное отражение, знающее куда больше и на секунду приоткрывшее ей доступ к этим будущим знаниям.

Неизвестно, до чего бы додумалась маркитантка, но странный шум подняли снаружи лошади. Раз уж она все равно не спала, то пошла взглядуть.

И вот что обнаружилось.

Вороному прусскому жеребцу каким-то образом удалось отвязаться.

Скорее всего, Ешка небрежно затянул узел на поводьях.

Жеребец осторожно огляделся и увидел, что двое бойцов эскадрона бодрствуют. Напротив, свесив хвосты, сидели рядышком на широком пне два приятеля, Инцис и Кранцис. В кибитке им спать было несподручно – разметавшиеся детишки так и норовили ненароком прижать да придушить…