Со стороны замка приближались бесчисленные огни – то были слуги с факелами. Очевидно, там не сразу заметили пожар, а когда спохватились, замысел Стирпайка уже удался. Впрочем, винить слуг за столь поздний приход все равно было нельзя – библиотека заслонялась от жилых помещений старой крепостной стеной, бывшей в незапамятные времена передним краем обороны замка, а теперь в результате бурного роста Горменгаста оказавшейся внутри двора и потому никак не использовавшейся.
Между тем пожар в библиотеке стал угасать. Сгорело все, что могло гореть. Большая часть книг уцелела – они стояли плотно друг к другу, и потому огонь только опалил их. Завтра, придя на пожар, обитатели Горменгаста обнаружат посреди выгоревшего книгохранилища пожелтевший мраморный столик, возле которого лежал обугленный скелет несчастного Саурдаста. Теперь он мог не волноваться за свое здоровье. Оно ему попросту не понадобится. Никогда.
СВЕЛТЕР ДЕЙСТВУЕТ
СВЕЛТЕР ДЕЙСТВУЕТ
На следующий день задули сильные ветры. Эти ветры всегда знаменовали приход зимы. С веток деревьев в Дремучем лесу слетели последние листья, птицы и животные попрятались по убежищам. Жизнь замерла. Природа спала, готовя силы для весеннего возрождения. В такую погоду на улице делать было нечего, неважно, кто ты – обитатель предместья или счастливый житель Горменгаста. Все сидят дома. Именно в этот период человеческий ум, не занятый работой, ищет развлечений. Именно в этот период, несмотря на умирание природы, пышно цветут склоки, зависть, ненависть и разврат…
В тот вечер, спустя несколько недель после памятного пожара в библиотеке, Флей, как обычно, готовился отойти ко сну в комнате, из которой вела единственная дверь в спальню лорда Сепулкрейва. Часы только-только пробили одиннадцать.
Флей был консерватором до мозга костей. Он сызмальства привык спать на полу, хотя с возрастом организм теряет былые силы и начинает тянуться к удобствам. И все же старик то ли из вредности характера, то ли из нежелания признавать себя тем, кем он был на самом деле, отверг все предложения господина и отказался от кровати. Теперь же камердинер то и дело ворочался с боку на бок – и кости болели, и пол был холодным – все-таки зима на дворе. Снаружи дико завывал ветер, где-то вдалеке хлопали двери. Флей с неудовольствием подумал, что кому-то не спится в столь ненастную ночь. С их бы энергией – да работать. А то народ разленился, никого не заставить трудиться. За свою жизнь в замке камердинер научился распознавать двери по скрипу – он знал, даже не глядя, кто вошел в кладовую, кто направился в дверь, ведущую в покои сестер герцога. Вздохнув, Флей повернулся на левый бок. И тут же ему в лицо ударила струя сквозняка. «Старею. Вот и чудится повсюду холод», – подумал он с неудовольствием. Высунул из-под одеяла кисть руки – действительно, холод. Сомнений быть не могло – Флей даже различил, как в двух десятках шагов от него колышутся от сквозняка зеленые бархатные портьеры, что отгораживают комнату от коридора. «Черт бы их побрал, – думал старик, – пораскрывали двери. Не май месяц на дворе».