Альбрехт взял свертки и быстро пролистал клики. Он давно привык быстро впитывать печатный текст. Потом он с интересом побеседовал с молодым гоблином – каста, от которой он прежде отмахивался как от лишней и даже считал источником многих неприятностей. Но гоблины оказались более рассудительными, чем многие его собратья гномы, особенно этот Пламен, и вызывало восхищение то, с какой легкостью они перемещались в темноте Шмальцберга и пускали в дело каждую крысиную нору перед тем, как пустить в дело и крысу.

Гоблин терпеливо ждал, пока Альбрехт составил пару записок от себя для передачи обратно в поезд. А потом старый гном сделал нечто, что удивило его самого.

Он сказал:

– Как тебя зовут, юный гоблин? Позволь испросить прощения за то, что не поинтересовался раньше. Прошу, извини старика, совсем отстал от времени.

Гоблин, застигнутый врасплох, ответил:

– Да, в общем, шеф, дело житейское, а звать меня Перестук Колес. Мои друзья с железной дороги зовут меня Перри сокращенно. Наших старших это страшно бесит.

Альбрехт протянул ему руку. Перестук Колес сделал шаг назад, а потом с опаской приблизился.

– Приятно познакомиться, Перестук Колес. У тебя есть семья?

– Да, ваша милость. Моя мать, Счастья Сердце, отец Неба Край и младший братик Вода Из-Под Колонки, – и еще через пару секунд гоблин добавил: – Вообще-то, господин, можно уже отпустить мою руку.

– Ах да. Пожалуй, мое имя должно звучать как Громом Пораженный. Всего наилучшего тебе и твоей семье. Знаешь, в каком-то смысле я тебе завидую. Но с делами пока закончено, и я просил бы тебя забрать эти бумаги, все, какие есть, и спрятать там, где никакой гном их не найдет.

– Мы чистим отходники, господин. Знаем много-премного мест, куда никто не суется. Завтра в то же время?

Завершив рукопожатие, гоблин скрылся в дыре, которая даже крысе показалась бы узкой. И когда шаги гоблина, карабкающегося вниз по норе, стихли, Альбрехт подумал: «А ведь я никогда не сделал бы этого раньше. Каким же я был дураком».

Госпожа Гвендолин Эвери из Шмарма проснулась посреди ночи от дрожи и дребезжания бесчисленных баночек с антивозрастными мазями у нее на тумбочке. А потом она сообразила, что весь дом сотрясался с ритмичным грохотом.

Когда она в мелодраматичных красках пересказывала этот эпизод своей подруге Дафне на следующее утро, она сказала, что как будто рота солдат промаршировала мимо. Она списала все на шерри-бренди, который выпила перед сном, а Дафна, памятуя о трагически незамужнем статусе Гвендолин, списала все на подсознательные желания.

Земли Утолежки были полутундрой-полупустыней, открытой всем ветрам. Короче, отмерший пейзаж, где не росло ничего, кроме переползи-поля[74] и редких скоплений сосен, шишки которых использовались как средство против меланхолии.