The wild hetman stood like a statue for a space (некоторое время дикий гетман стоял как статуя; space — пространство; интервал времени), dimly grasping something of the cosmic tragedy of the fitful ephemera called mankind (смутно постигая нечто из космической трагедии судорожной и мимолетной сущности, называемой человечеством; to grasp — хватать; понять, постичь; ephemera — поденка; что-л. мимолетное, преходящее) and the hooded shapes of darkness which prey upon it (и скрытых форм тьмы, которые охотятся на него/паразитируют на нем; shape — форма; образ; призрак; to prey upon — охотиться на; паразитировать на; грабить). Then as he heard his voice called in accents of fear (потом, когда он услышал свой голос, кричавший с нотками страха; accent — ударение; тон), he started (он очнулся; to start — начинать; очнуться), as one awakening from a dream (как человек, пробуждающийся ото сна), glanced again at the thing on the ground (опять взглянул на существо на земле; thing — вещь; существо), shuddered and turned away toward the cliffs and the girl that waited there (содрогнулся и, отвернувшись, /пошел/ в сторону утесов и девушки, которая дожидалась там; to turn away — отворачиваться).

She was peering fearfully under the trees (она испуганно вглядывалась из-под деревьев; fearful — страшный; испуганный), and she greeted him with a half-stifled cry of relief (и встретила его приглушенным криком облегчения; to greet — приветствовать; встречать /возгласами и т. п./). He had shaken off the dim monstrous visions which had momentarily haunted him (он /уже/ избавился от смутных отвратительных видений, которые минуту не давали ему покоя; to shake off — избавляться; momentarily — моментально; на минуту;to haunt — часто посещать; мучить, не давать покоя), and was his exuberant self again (и был снова самим собой, бурным и неудержимым; exuberant — богатый; неудержимый, бурный).

ephemera [ɪˈfemərə], mankind [mænˈkaɪnd], relief [rɪˈli:f]