— Они всего лишь люди, — заметил Редо.

— Ага, — сказал Брант, облизывая порезанный палец. — Именно. Люди и знатоки портретной живописи.

Редо внимательно посмотрел на Бранта.

— Человек слаб, — сказал он.

— Правильно, — согласился Брант. — Вот я и думаю — человек слаб, человек стаден. Люди, стреляющие другим в спину, люди, предающие друг друга даже не ради наживы, а просто потому, что им лень подумать о последствиях и вообще о чем-нибудь — тоже люди. Не означает ли это, что есть люди неординарные и есть стадо, и неординарных надо любить, а стадо ненавидеть? А? Может, Создатель любит неординарных, а на стадо Ему просто наплевать? Не значит ли это, что со стадом надо обращаться именно, как со стадом, и на этом построить наконец то самое идеальное общество, о котором все говорят? Ибо каждый представитель стада — не является ли потенциальным преступником, достойным порицания и наказания, может даже впрок? А? Чего этих гадов жалеть? Трусливых, продажных и тупых? Мелочных, жадных и жестоких? Соблазнителей детей, кровопийц, убийц?

Помолчали.

Преподобный Редо наблюдал за реакцией Шилы. Она была согласна. Более того, Брант — просто ворчал, и завтра свое мнение изменит. Он вообще склонен менять свое мнение. А Шила — нет. Редо вздохнул.

— Что ж, — сказал он, обращаясь к Бранту. — Ошибка многих верующих реформаторов как раз в этом и состоит.

— В чем?

— Они убедили себя, что разгадали психологию Создателя. Которая, напоминаю вам, неисповедима.

— Ну и?

— Верующий имеет полное право ненавидеть какую-то часть человечества, причем не абстрактно, а конкретно — в лице того-то и того-то. Ибо от любви до ненависти один шаг, и обратно тоже. Но — верующий не имеет права презирать какую-либо часть человечества, ни абстрактно, ни конкретно. К тому ж части человечества взаимозаменяемы, и люди неординарные являются из всех прослоек и классов. Ибо без массы люди неординарные не состоялись бы.

— Так раньше было, — сказал Брант. — В древние времена масса приносила какую-то пользу. Теперь — только жрут и рыгают, и уничтожают себе подобных — включая неординарных.

— Поскольку психология Создателя неисповедима, — продолжал Редо, — вполне можно предположить, но не возводить в предмет веры, что именно масса для Него важнее всего, важнее людей особых. Может, в массе как раз и состоит главный замысел. А что за замысел — мы не знаем.

— Разве не знаем? — спросила Шила.

— Нет, — ответил Редо. — Что совершенно точно известно — у людей неординарных больше ответственности. С понимающих больше спрашивают. И выбор у героя суровее, и иногда трагичнее, чем у массы. И тропинка уже. И героям гораздо легче впасть в ересь, чем представителям массы, которые частенько даже не поднялись еще до выбора ересь-не-ересь, ибо не ведают, что творят. Потому что им не дано.