— Так уже было дважды. Тогда с тобой останется только шенлесс, поскольку мирацу не нарушают своего слова. Ты сможешь увидеть начало заката этого мира, и это будет твоим наказанием.

— Похоже вы не оставляете мне выбора, — отозвался художник горько. — И не интересуетесь моими собственными взглядами.

— По собственному выбору ты решил вступить в мир, в котором могут жить только сильные. Либо ты станешь сильным, либо исчезнешь без следа.

Художник долго думал. Потом нехотя кивнул, ощущая, что залезает в трясину, из которой сможет выбраться только собственными силами.

— Эллеривен-Тиалоресс захотела стать твоим шенлесс, — ответил жрец. Вновь холодок пробежал по спине юноши. Примерно этого он и опасался. — С ней ты будешь говорить и с ней заключишь договор, если твёрдо решишь не отказываться. Возьми от меня вот это, — и жрец передал Ользану кусок камня неправильной формы; он выглядел оплавленным и сотни миниатюрных кратеров усеивали его поверхность. Местами серебристые прожилки пронизывали сплавившийся камень.

— Мне придётся поступить вопреки воле божества и заключить перемирие с его противником, — продолжал жрец. — Мне останется надеяться лишь на милость их обоих. Передай это, — жрец указал на камень, — тому, кого вы ищете и скажи, что Нирату предлагает перемирие.

Не произнося более ни слова, он поднялся и скрылся за скалой. Мигом позже Ользану почудилось, что он слышит звук огромных крыльев, но вскоре ночная тишина вновь опустилась на него.

* * *

Едва он пошевелился, как мирацу скользнула к пещере и вошла в под её своды. Сверкнули зелёные глаза и рука поманила его следом.

Свет в пещере исходил лишь от выросшего на стенах мха, да от полустёртых указателей, начертанных на них. Последний вообще казался ослепительным. Мирацу быстро добралась до прохода, в котором нашли сумку и, отойдя немного, с силой обрушила на стену ладонь.

Камень расступился — почти безо всякого шума, словно подчиняясь приказу — и за ним открылся новый проход. Мирацу указала на проход и поспешила назад из пещеры.

Когда Ользан выбрался наружу, едва не набив в темноте здоровенную шишку, она стояла в нескольких шагах от пещеры и вопросительно глядела на него.

Ользан подошёл к ней вплотную и замер, ощущая, как пересыхает горло. Интересно, как я расскажу об этом Лаис? — подумал он тоскливо. И всё же его не покидала уверенность, что жрец говорил правду. Люди не могут сопротивляться мирацу. Если бы дело обстояло иначе, они смогли бы получить от него всё, что угодно безо всяких договоров, возможно, даже втайне от своей жертвы.