«Интересное письмо!» – подумал Бэнкс. Несомненно, документ относился к категории «чокнутых», но при этом отличался любопытным стилем… Бэнкс взглянул на рукопись, пролистал несколько страниц. Типографские навыки Макилвейна заслуживали похвалы. С обеих сторон он оставил двухдюймовые поля шагренированной бежевой бумаги. В черном тексте параграфов некоторые предложения были выделены красным шрифтом, а иногда и подчеркнуты лиловыми чернилами. В левом поле время от времени появлялись зеленые звездочки, дополнительно отмечавшие важность того или иного утверждения. Все это, вместе взятое, создавало колоритный, драматический эффект.

Бэнкс вернулся к началу рукописи и прочел несколько предложений:

«У меня возникали серьезные опасения, но я терпеть не могу трусость, готовность отступать перед трудностями. Невозможно спорить с тем, что Маскерейн – безоговорочное зло. Но Маскерейн – это знание, а человеку не подобает отказываться от знаний. Кто может сказать наверняка? Может быть, в конечном счете это принесет какую-то пользу. Огонь принес человечеству больше пользы, чем вреда; опасные взрывчатые вещества оказались полезными, и в конечном счете можно надеяться, что полезной станет атомная энергия. Поэтому – так же, как Эйнштейну пришлось преодолеть опасения и заставить себя вывести формулу E = mc2, я заставляю себя изложить результаты своих экспериментов».

«У меня возникали серьезные опасения, но я терпеть не могу трусость, готовность отступать перед трудностями. Невозможно спорить с тем, что Маскерейн – безоговорочное зло. Но Маскерейн – это знание, а человеку не подобает отказываться от знаний. Кто может сказать наверняка? Может быть, в конечном счете это принесет какую-то пользу. Огонь принес человечеству больше пользы, чем вреда; опасные взрывчатые вещества оказались полезными, и в конечном счете можно надеяться, что полезной станет атомная энергия. Поэтому – так же, как Эйнштейну пришлось преодолеть опасения и заставить себя вывести формулу E = mc², я заставляю себя изложить результаты своих экспериментов».