– Эта? – недоумевающе воскликнул Крайр, вытянув ручищу в темноту. – Эта не продается.

– Почему?

– Да потому что не продашь! – Крайров гогот под низкой кровлей загона стал подобен грому. Так же заложило уши, рабыни что-то зашептали, творя обережные знамения.

Безрод молча ждал пояснений, и «медведь», отсмеявшись, мгновенно посерьезнел. Глядишь, и случится чудо, – может быть, удастся сбыть эту дикую кошку с рук.

– Ее с бою взял. Выжег поручейскую землю…

Далеко, задумчиво вспоминал Безрод. Это очень далеко.

– …Схлестнулся с заставной дружиной князя. Многих мы положили, кое-кого потеряли, а эта, – Крайр вытянул палец в темноту. – Не из последних была. Двоих парней как не бывало! Сам видал. То-то! Дралась, ровно кошка средь собак. Рвем, она встает, полосуем, – она шипит. Отделали так, что несколько дней без памяти валялась. А когда в сознание вернулась, попыталась удрать. В море собралась. То ли плыть, то ли тонуть. Отделали так, что и без памяти несколько дней выла. Кончать решил. Все равно в рабах не приживется. Или надумал что? – Крайр метнул исподлобья острый взгляд.

– Покажи.

Боец-купец щелкнул пальцами. Двое крайровичей под руки вынесли кого-то на середину избы. Понять, что это баба, можно было только по длинной сорочке до пят. Тело беспомощно висело на руках звероватых подручных, голова бессильно каталась по груди, вымазанные кровью русые волосы колыхались перед лицом. Она порывалась встать, но подкашивались ноги, подламывались руки. Худющую, тощую, ровно жердь, ее можно было обернуть сорочкой вдвое. Невольница роняла наземь капли крови и пыталась браниться, но даже язык строптивице отказал. Бранные слова вышли сырыми, как пирожки у нерадивой хозяйки в непротопленной печи.

– Пусть повыше поднимут.

Безрод подошел ближе. Крайровичи вздернули рабыню в рост, и полонянка глухо зашипела низким, сорванным голосом. Хозяин молча ждал, поглядывая туда-сюда. Пряди волос, когда-то цвета спелой пшеницы, а теперь пепельно-грязые и спутанные в колтуны, будто занавес прятали лицо. «Дикая кошка» качалась из стороны в сторону, ее трясло, по широкому подолу сорочки бегали волны, ровно по глади пруда в сильный ветер. Безрод присел, обеими руками ухватил ткань и, поднимаясь, задрал подол вверх, до самой груди. То ли стон, то ли вой вырвался из-за стиснутых зубов поручейки. Оторва затрясла головой и выпрямилась, насколько позволило истерзанное тело. Безрод и Крайр молча оценили то, каких трудов стоило ей, полуживой, не забиться в бесполезных метаниях. Хотела гордо вздернуть голову, да вот беда – шея не сдержала, голова безвольно замоталась по груди. Сивый ухмыльнулся и молча кивнул. Крайр, закусив губу, издал возглас удивления, похожий на громкий треск, с каким ломается мерзлое дерево.