Безрод не ответил, лишь поглядел вдаль и ухмыльнулся.

– Так и быть, помогу, – буркнула Ясна и отвернулась.

Бабка часто застывала средь бела дня, и, вперив пустые глаза в одно место, глядела то ли в себя, то ли вдаль. Глаза пустели и что видели, Безрод только догадывался. Сивый не знал, что скрыто в прошлом старухи, лишь подмечал, как ожесточается ее взгляд, едва он покажется ворожее на глаза. Потом Ясна будто спохватывается, сбрасывает чары, глядит мягче, но это лишь потом. Как будто досадил когда-то. Голову ломал, припоминал, – и не мог припомнить. Вроде не встречались.

Теперь Верна работала в меру своих сил целый день. Когда сидя, когда лежа. Шипела, метала на хозяина злобные взгляды, но блестело в них что-то еще, замечая что, Безрод хмурился. Сквозь огонь злобы проглядывало нечто холодное, расчетливое. Верна, как будто понимала, что работа и самой нужна. В кои-то веки перестала отнекиваться, глотала ругань, низводила глаза долу и трудила руки. Трудятся руки – возвращаются сила и сноровка. Верна часто не дорабатывала до конца, силы быстро покидали тело, и битая полонянка проваливалась в забытье. Из рук вываливались прялки, ножи, веретена, тряпицы. И тогда она долго спала и не слышала приглушенных разговоров Безрода, Тычка, Ясны и Гарьки.

Однажды Безрод подсел на лавку, легко ухватил Верну за подбородок, и, повернув к себе, заставил долго смотреть в глаза. Рабыня скривилась, показала зубы, глаза полыхнули злобой, отбивалась руками, да куда там! В горле так и забулькало. Хотела браниться, да от негодования гортань пережало. Недолго билась. Начала гаснуть и стихать, бросила руки, глаза закатились. Всю передернуло, по телу пробежала дрожь, битая строптивица покрылась гусиной кожей. Кто знает, чем бы все кончилось, не вмешайся ворожея. Выросла, будто из-под земли, и напустилась на Безрода.

– Что удумал, дурень? С ума девку свести? Разве ей, болезной, такое по плечу? Только посмотришь, и будто ножом человека по сердцу! Глаз у тебя дурной! Тяжелый! Не знал?

– Знал.

– То-то без жены до сих пор! Какая дура за тебя пойдет! Скажешь ей «люблю», а у бабы от твоей любви сердце встанет! Пусти девку, говорю!

Зеленые глаза будут, когда схлынет кровь. Ох, зеленые!

– Все беды от вас! Ни покоя, ни прибытку! Одни несчастья! Не дам девку! Не дам!

Вот и полезло прошлое из-за бабкиной спины. Полезло что-то жуткое, страшное, Ясна вся побелела и затряслась, как Верна мгновение назад. – Может быть, зло я тебе причинил? Сам что-то не припомню, – Безрод сощурился, и его зычный шепот заставил обеих вздрогнуть.