Безрод, ни слова не говоря, подхватил на руки, вынес во двор и усадил на крылечко, застеленное верховкой. Верна прищурилась. На дворе, залитом солнцем, стучали молотками и топорами мужики, весело носилась ребятня, туда-сюда в приоткрытые ворота сновали бабы, – видимо, соседки, – и вносили накрытые тканью блюда. Мужики втащили во двор бычка-двухлетку, погнали в хлев, уже давно пустовавший.
– Что это? – Верна не узнала двора ворожеи.
Двор, еще недавно пустой и нелюдимый, еще вчера такой широкий, нынче усох будто вдвое. Тесен стал для гомонящих людей.
– Пиршество готовится.
– С чего бы? – Свадьба. Верну аж перекосило. О свадьбах ли говорить с той, чьей свадьбе больше не бывать? – Неужели не спросишь, чья? – Не спрошу! – Сам скажу. – Все равно. – Моя! – Ты и радуйся. Затем разбудил? – Да. Помоги Гарьке. – Помочь? – Тесто меси. Верна почти сп
– Тогда неси в избу.
Безрод поднял Верну на руки и унес в помощь Гарьке.
А утром Верна проснулась от чьего-то надсадного рыдания. С превеликими трудами разлепила один глаз, потом второй. Вчера тесто месила до седьмых потов, все представляла себе, что гнет-ломает Крайра и его дружину, а вместе с ними Безрода, пластает в лепешки, на куски рвет. Умаялась, воюя. Саму сон победил. Стоя в изголовье, рыдала какая-то незнакомая баба, за нею стояли еще и еще, и все плакали, будто потеряли кого-то из близких. Сон как рукой сняло. Да что стряслось, в конце концов? Что за сумасшедшие причитания? Кто-то умер? И лишь когда в горницу вошла бабка Ясна, Верна успокоилась. Сами поднялись ни свет, ни заря, других разбудили. Что за нужда? Ворожея присела рядом, обняла. – Бабка Ясна, да что стряслось, в конце концов? Что случилось? Враги напали? – Крепись, девонька. И по белую лебедушку нашелся сокол поднебесный. С лету ударил, в когти полонил. Утащит в лесную чащу, в гнездо на высоком дубе… – Да что стряслось-то? Не пойму. – Свадьбу нынче справляем. – Знаю, Сивый женится. Ну, а дальше что? – Так твоя это свадьба. Ты, девонька – та лебедь белая, а ясный сокол уже когти на тебя точит. Верна как вдохнула, так и замерла. Замуж идти? Нынче? Вот так, второпях, с красными глазами, с синяками по всему лицу, с разбитыми губами? – А кто муж? Бабка помолчала. Может, нездорова девка, со вчерашнего дня ничего не помнит? – Безрод. – Нет! Нет, нет, нет! – забилась в бессильной ярости Верна. – Не пойду! Лучше убейте! Ой, матушка родная! Я сама убью!.. Баб, готовых путать невесту по рукам, успокаивать, утешать, остановил холодный шелестящий голос: – Оставьте нас. Бабы переглянулись, покосились на Ясну. Ворожея кивнула и вышла первой. Безрод подошел к ложнице, с которой пыталась подняться Верна. Разъяренная рабыня полыхала холодно, – без шипенья и криков. После громкой вспышки ярости взяла себя в руки, загнала злобу внутрь и вставала молча, стиснув зубы. Безрод одним пальцем отбросил ее назад. – Лежи, не вставай. Верна упорно пыталась подняться. – Лежи, не вставай. – Безрод пальцем, жестким, ровно кол, пригвоздил невесту к ложнице. – Лежи и слушай. – Не пойду за тебя, чудовище. Лучше убей. Ненавижу. А сказала-то как! Холодно, сквозь зубы, без рисовки! – Надо будет – убью, не промедлю. – Безрод присел на ложницу. – А замуж возьму, тебя не спрошу! Верну распирала изнутри бешеная злоба, грудь так и заходила, ровно кузнечный мех. – Дыши ровнее, – раны разойдутся, – усмехнулся Безрод. – Не-на-ви-жу! – процедила Верна. – Выйдешь за меня – выйдешь из рабства. – Не буду ни рабой твоей, ни женой! – Все так же хочешь меня порешить? – Хочу! И все равно не пойду. – А что сделаешь? Верна перестала дышать, сузила глаза, сложила пальцы вместе и как смогла быстро выбросила Безроду в горло. Сивый и бровью не повел. С глухим стуком вылетели косточки двух пальцев, – Верну аж перекосило. Этот удар без остатка выпил все силы, новоиспеченная невеста бессильно откинулась на подушку и закусила губу. А Безрод только сглотнул. – Дура, – буркнул Сивый. – Дай сюда пальцы. Взял ее пальцы в руки, покатал в ладонях и резко дернул. Верна зашипела, но крик сдержала. – Побелела вся. – Я буду кричать за столом. – Кричала бы теперь, когда пальцы ломала. – Не пойду за тебя. Ненавижу! Безрод ухмыльнулся, рванул сорочку с ее плеч, ухватил двумя пальцами кожу на груди, – там, где заживало рабское клеймо, – и подтянул к себе. – Голосила раба, да сгинула сама. – Не-на-ви-жу! – морщась от боли, остервенело сипнула Верна. Безрод покачал головой. – Не то. Стремительно простер правую руку к шее Верны, большим и средним пальцами резко надавил под челюстью, дунул в лицо и уложил обмякшую страдалицу на ложе. Прошел к двери, отворил и кивнул бабам, ждущим в сенях. – Снаряжайте. И медом напоите.