Пиво лилось рекой, буковые столы скакали на ко злах, люд плясал едва не на столах. Еще никогда двор бабки Ясны не знал такого разгула. Старухе и самой удивительно сделалось. А когда стемнело, Безрод поднялся из-за стола, подхватил молодую на руки, поклонился гостям и исчез. Ясна осенила обоих знамением Матери-Земли, и в уголках глаз ворожеи влажно заблестело.

Безрод внес Верну в амбар, положил на сеновал, утвердил светоч в ведре с водой, зажег и отбросил с лица молодой покрывало. Бледна, осунулась вполовину против давешнего, брови страдальщицки сведены к переносице, едва заживший нос наморщен. – Проспала собственную свадьбу. Подрастут детки и – рассказать будет нечего. – Безрод ухмыльнулся, жестким пальцем разгладил морщинки на переносице жены и стал ждать. Напоенная крепким медом, Верна ожила только к ночи. Застонала, завозилась, замотала головой. И первым, что углядела молодая жена в этом жестоком мире, полном нутряной боли и тошноты, стали синие глаза, глядящие с холодным участием, и улыбка, очерченная толстыми белесыми шрамами. – Ой, мама, мамочка! – прошептала Верна и свернулась клубком, спрятав руки на животе и подтянув колени к груди. – Ой, плохо мне, матушка! Ее затрясло в тошнотных потугах, Верна мотала головой, прогоняя круженье, но земля раскачивалась лишь сильнее. – Плохо мне, – шептала Верна. – Мутит… Мутит… – Пей, да меру разумей, – усмехнулся Безрод. – Опоил, сволочь, – еле слышно прошипела Верна. – Когда только успел…

Ее настиг новый приступ мути, и деву-воительницу едва не вывернуло наизнанку:

– Своло… – Эк тебя завернуло! – Безрод нахмурился, одним махом вздернул молодую на «соломенные» ноги и жестко надавил под самой грудиной, почитай даже, слабо ударил.И тут ее, наконец, прорвало. Сивый опустил Верну на пол, и новоиспеченная благоверная извергла море крепкого меда, не пошедшего впрок. – Крепка на диво, – Безрод свадебным полотном отер Верне губы. – Но слаба на пиво. Молодая с запредельным усилием приподнялась на тряских руках, глаза устало царапали пол. Земля все еще качалась и роняла с некрепких рук обратно на сено. – Не пойду за тебя! – еле слышно выдохнула. – Не пойду! Ой, плохо мне, матушка родная! – А больше и не надо. – Безрод криво усмехнулся и, сунув соломинку в зубы, прокатал по губам. – Сходила уже. Верна оторопела. Вдохнула и забыла выдохнуть, как будто горло перехватили крепкие пальцы, – ни туда, ни сюда. Отчаянно толкая крик наружу, Верна поползла к двери амбара. – Погоди, – Безрод, усмехаясь, встал, перешагнул через тело жены, прошел к воротам и толкнул наружу. – Помогу. Она жаждала солнечного света, она жаждала теплого ветерка, несущего пряные запахи дня, она с мольбой в глазах глядела в синее небо… Но не было солнца – встала полная луна, свежий ветер принес ухарский гогот и гусельные переливы, с черного неба вниз печально глядели звезды. Мир перевернулся и закружился, закружился… Перед глазами поплыло, лицо опалило жаром, а внутрь будто ухнул кусок льда. – Мужняя жена… – сами собой сложили дрожащие губы. – Мужняя жена, – кивнул Безрод.