Какой-то молодой боец из дружины гойга, смешливый, синеглазый, все время оказывался подле меня. Якобы конек под ним слишком резов, мол, так и прыгает вперед, и сладу с ним нет никакого. Уж так получалось, что «непослушный» конек подскакивал прямиком ко мне. Я против воли улыбнулась молодцу, – так хорошо парень играл досаду, а в глазах так и плескались радость и ухарство. Того и гляди, разольются вокруг. Знала, с чего молодец начнет, и заранее предвкушала словесные игрища.

– А меч твой чудо как хорош! – звонким голосом объявил он мне. И уже тише: – И сама хороша!

Только теперь поняла, как устала без нехитрого, беззаботного общения, которое ни к чему не обязывает и делает жизнь красочнее и волнительнее. Оно всегда связывает молодых парней да девок, у которых вся жизнь впереди. И еще поняла, что эти страшные полгода высосали из меня все силы. А сейчас будто домой вернулась. И за это теплое чувство я была очень благодарна молодому парню, дружинному Брюста.

– А сам, ровно медведь перед малинником, извертелся!

– Очень уж малинка краснобока! – он приятно улыбался.

В нем еще не было той внутренней ожесточенности, которая до самых мрачных глаз заполняла битых жизнью мужей, вроде моего Безрода. Улыбается чисто и светло, а при виде мало-мальски пригожей девки глаза так и разгорелись, чисто пожарище! Все правильно, так и должно быть. Ведь и сам молод и пригож. По-моему, я уже начала мыслить как пожитая старуха, а ведь этот смешливый парень вряд ли старше меня. Он смеется, я – нет. Боги, я хочу улыбаться!

И улыбнулась. Так со мною всегда. Когда по левую руку жаром жарит, по правую непременно холодом студит. По правую руку ехал молчаливый Безрод, по левую – довольный жизнью молодой дружинный. Сивый ехал без поводьев, по обыкновению молчал и, казалось, дремал. Но я готова была заложить собственную голову против того, что от холодных глаз моего муженька не укрылся ни единый перегляд. И сама не поняла, почему вдруг Сивый, легонько придав пятками Теньку, ушел вперед. Без злобы посмотрел на нас и усмехнулся. Гойг припустил следом.

Мы остались одни. О боги, как хорошо оказалось просто глядеть на веселого человека и слушать непоказной, заливистый смех! Будто к жизни возвращалась, и меня снова обхаживал добрый молодец. Глядела в спину Безрода, едущего далеко впереди, думала над тем, что значил его взгляд, и радостно отвечала веселому собеседнику. Уже стала забывать эту девичью премудрость ловко чесать языком и не лезть за словом в суму, а ведь не так давно я этим умением отменно владела. Теперь возвращала себе утраченный навык. Слово цеплялось за слово, мне снова было весело, и, кажется, впервые за эти полгода чисто и искренне смеялась. Сивый ни разу не слышал моего смеха, не знаю, услышит ли впредь, но вдруг стал понятен его загадочный взгляд. Как будто ветром сдернуло покров, за которым ничего не могла разглядеть. Он для того ушел вперед, чтобы мне, дурище, не мешать веселиться! Не захотел над душой стоять. Ишь ты, понятливый душегуб выискался!