Ты удивляешь меня, сынок, сказал отец. Он не сердился, не упрекал, говорил спокойно и размеренно. Мантия городского судьи на дороге не валяется, мэтр судья сам выберет себе преемника. А ты взамен женишься на его дочери. Девушка славная, милая и добрая. Свадьба назначена на первый день осени, как раз через неделю. Успеешь приготовиться.

Арчеш испросил позволения уехать на пару дней, чтобы уладить оставшиеся дела. Отец не отказал, даже предложил денег, чтобы дела были улажены поосновательнее.

… Я должен уехать, сказал он Осоке. Я не принадлежу себе. Но я тебя не брошу… не бойся. Подожди, все еще уладится, я буду часто приезжать… ведь я с ума без тебя сойду!

Она слушала Арчеша, прижимая его голову к груди, гладя каштановые тогда волосы; это она успокаивала его и утешала. Ну конечно, я буду ждать тебя, я всегда буду ждать тебя, говорила она. Потому что люблю.

Проведя последнюю, сумасшедшую ночь в ее хижине на краю болота, Арчеш уехал. Страное чувство не покидало его, будто он предает самого себя, отказывается не от безвестной травницы, а от чего-то такого, что есть средоточие его души. Смехотворно банальная история: молодой повеса и деревенская красавица… да только Арчешу казалось, что он первым в Обитаемом Мире переживает ее. Потом началась полная забот жизнь городского судьи, Арчеш вошел во вкус новой роли, всецело погрузившись в судейские обязанности. Об Осоке он вспомнил только через месяц; и, улучив случай, отправился в поместье. Слуги рассказали ему, что последний раз знахарку видели, когда она отправилась, на ночь глядя, собирать на болоте сумеречные травы, те, что раскрывают свои соцветия только после того, как зайдет солнце. Она делала это не раз, зная все тропки в трясине и не боясь ее ловушек. Но в этот раз болото не отпустило Осоку.

И спустя многие годы, Арчеш так и не узнал, что же случилось с его возлюбленной. То ли подвели ее всегда такие зоркие глаза и она ступила не на ту тропку, то ли сознательно выбрала она болото как последнее свое пристанище… Так ли уж важны причины? Его единственная ушла, оставив по себе пустоту и запоздалое раскаяние. Арчеш не был счастлив с женой. И не ее в том была вина; она прилагала все старания, чтобы понравиться ему. И еще она старалась, чтобы он не заметил, не почувствовал, не заподозрил…

Иногда, размышляя о характере своего сына, Сириана Мираваля, о его успехе и тех средствах, которые он использовал при его достижении, Арчеш оправдывал сына, обвиняя себя. Ибо каким еще может быть, спрашивал старик сам себя, ребенок, зачатый во лжи и принуждении? Ни отец его, ни мать не любили друг друга, оба лгали — лгали самим себе, вот что страшно…. Они поступили так, как того требовали традиция и приличия. Предпочли Жизни — мертвую букву закона. Такая вот история…