– Если бы. Я бы и у Чернобога под властью оказался, но мы слуги Нияна.

Лют мысленно возликовал, утер пот, но радость смыли предстоящие хлопоты. Подумалось: все зря, лучше перебить дозор и попытаться выбраться на поверхность, но перед взором встали горящие избы, порубленные мужчины, послышались жалобные крики насилуемых женщин. Скулы свело болью. Подебрад подозрительно глянул на потемневшее лицо живого.

– А ты как хотел? – спросил он участливо. – Будто не знал, куда сунулся.

– Ладно, – отмахнулся Лют небрежно, – веди к хозяину, надо с ним потолковать.

Мертвяки глянули подозрительно, обступили полукругом, в спину ткнулось древко копья.

– Пошел!

Лют скривился молча, зашагал. В сторонке мелькнули золотые одежды – мужчина и женщина с бледными печальными лицами проводили процессию взглядом. Воин мысленно усмехнулся, похлопал себя по плечу.

Озем и Сумерла, подземные боги, хранители неисчислимых богатств, потому людей не любящие, обваливают шахты, дабы дерзким смертным ничего не досталось. Всюду распускают слухачей – кротов, ужей и грибы, – чтобы рассказывали, что людишки задумали. Вон как за злато затряслись, сразу Нияну нажаловались.

Мертвяки говорили меж собой все неохотнее, под конец замолчали, ход замедлили. Дорога вела на вершину холма, над кромкой земляной насыпи полыхало багровое зарево. Нездоровый красный цвет плеснул в лица, Лют поморщился, в спину кольнуло: мол, шевели ногами.

Отряд забрался на вершину холма. Лют замер, потрясенный, раздавленный видом терема Нияна.

Вокруг терема пылало озеро черного масла, пламя чадное, небо застила стена жирного дыма. Терем необыкновенно высок, множество ярусов, огонь играл хмурыми бликами на железных стенах, над крышей с противным воем носились навьи и диковинные крыланы. Через озеро горящей крови земли перебросили черный мост. Языки пламени жадно лизали низ моста, особо дерзкие хлестали через край. Кости, что вместо бревен, темные, чадно тлели. У краев столбы с человечьими черепами, в глазницах нестерпимый свет, глядели пристально, злобно.

В спину толкнули. Спустились с холма, обугленные кости моста заскрипели под сапогами. Ноги лизали языки пламени, кожа сапог разогрелась, слегка дымилась. Грудь раздирала удушливая вонь, от жара трещали волосы, Лют прикрыл ладонью лицо.

– Что, живчик, худо? – спросили сзади насмешливо.

Лют промолчал. Вот еще – отвечать трупаку, жалкому слуге!

Терем ограждала темная стена, монолитная, словно выковал гигантский кузнец, а затем втиснул в землю, украсив шестами со скелетами и черепами: людскими, звериными и вовсе невиданными, от вида которых волосы встают дыбом.