— Твой отец был прав, — угрюмо сообщил он. — Ты глупец. Ты всегда винишь в своих неудачах других, не так ли? Я считал, что он ошибся. Я даже собирался повысить тебя. Я должен был знать. Кто знает своего сына лучше, чем отец? — Он вздохнул, и выражение его глаз изменилось — вместо холодности в них теперь читалось сожаление. — Думаю, ты не можешь ничего с этим поделать. Ты веришь в свои нелепые теории.

Поскольку я онемел от ярости, полковник Гарен кивнул и продолжил, тщательно подбирая слова:

— Выслушай меня внимательно, Бурвиль. Когда мы срубим деревья и спеки поймут, что никакой беды не последовало, они охотнее избавятся от своих суеверий и войдут в современный мир. Они только выиграют, если мы повалим их деревья. Когда дорога пройдет через горы, а с ней и торговля, что ж, подумай, что это даст им. Если ты хочешь помочь нам решить проблему спеков, поговори с ними о преимуществах, которые они получат благодаря дороге. Подбодри их естественный голод по плодам цивилизации. Только не высмеивай их суеверий. А пока — скройся. Я не хочу, чтобы проверяющие видели или слышали тебя. Не говоря уже о том, чтобы леди Геттиса снова пришли в ярость от твоего присутствия. А теперь уходи. Ты свободен. До свидания.

С этими словами он потерял ко мне всякий интерес. Он встал, подошел к висящему на стене зеркалу и одной рукой пригладил усы, а другой указал мне на дверь. Я предпринял последнюю попытку.

— Сэр, я думаю… — начал я.

Он оборвал меня.

— Нет, ты не думаешь. Я думаю. А ты выполняешь приказы. Ты свободен, рядовой.

Я вышел из кабинета. Я не заговорил с сидящим за столиком лейтенантом. Я боялся что-то сказать. Полковник знал. Они все знали. Я считал себя таким умным, ведь я сложил куски головоломки. Однако они знали о значении деревьев, но их это не волновало, поскольку построить дорогу на восток через Геттис было для них куда важнее. Важнее, чем ужасные условия, в которых приходилось работать людям. Важнее, чем гибель деревьев, содержащих наследную мудрость другого народа.

Меня почти трясло от ярости. Мое сердце качало магию, точно яд. Мне потребовалась вся сила воли до капли, чтобы не обрушить гнев на тех, кого мне хотелось наказать. Я знал, что это ничего не решит. Если полковник Гарен завтра умрет, на его место тут же заступит кто-то другой. Когда я приблизился к своей повозке, то с отвращением заметил сержанта Хостера, стоящего возле Утеса. Казалось, он изучает упряжь. Мне ужасно захотелось драки. С каким бы облегчением я ударил кулаком по этому постоянно ухмыляющемуся лицу. Однако я заставил себя обойти повозку с другой стороны, вместо того чтобы отталкивать сержанта с дороги.